Сборник - Фантастика, 1975-1976
– Много делаете? - спрашиваю я.
– По штуке в день универсальных. Прочие узких профилей: порхатели, прыгуны, червецы, десять-двенадцать таких малюток в день.
– Мощно! Это темп.
– Хозяин молодец, служить у него - счастье.
– Служить? - Я повторяю слово, пробую его на вкус, верчу во рту: “хозяин, хозяин, хозяин” и “служить, служить”…
– А как же, - говорит хорошенькая жена, поглядывая на меня весьма кокетливо. - Он такой добрый, наш Отто Иванович.
– Ваш?
Ясно, они отдыхают в удобном месте. Отдых высвобождает энергию. Штохл вливает ее то в легкую и чистую работу, то в семейное счастье, то в пляски с дымом и в грибное опьянение… с помощью Мэлоуна.
И человек-колонист становится человечком и колонистиком, он теряет инициативу. Закон преступлен: так мы не освоим космос, не разбросаем Разум по всем планетам.
– Вы знаете подробности смерти Глена? Нет? Понятно.
Комната, цветы, парящее ложе. Мод Глен, когда-то жена Глена, теперь одинокая женщина. Оттого и пляшет. Подбородок тяжелый, блондинка. Ники, юморист Ники, плетущийся за мной, входит в комнату, вынимает ее платочек из сумки, отдает. Та (от неожиданности) берет, вспыхивает, кидает платок в нас - тяжелый характер!… Говорим.
Штохл?… Его боится, глубоко ощущает всю бесплодность его натуры. Глен?… Он до сих пор живет в ней (его глаза, плечи, губы). Неужели мы бессмертны только в делах и в памяти женщин?
– Всего хорошего!
…В коридоре мне встретился Шарги: - Хэлло, Звездный! Гуляете.
– Ты хоронил Глена? - спросил я.
– Хоронил Глена?… - повторил Шарги. - С чего это вы взяли? Нет, я не имел высокой чести ни хоронить, ни дружить с ним. Я простой человек, к двуногим божествам типа Штохла и Глена отношения не имею. Но уверяю вас, один другого стоил.
“Откуда он мог узнать? - металась его мысль. - Хотя глаза… Зачем мне ввязываться в это дело. Останусь в стороне и проведу дурака”.
– Не проведешь. И все знаешь.
– Я не понимаю вас…
– Я не жду слов, ты боишься Штохла. Дай мне картинку, и все.
Шарги упрямится: - Завираетесь, Звездный.
– Погляди мне в глаза.
Он поглядел. Что ему оставалось делать?
Я увидел: носилки с Гленом несут многоножки. Рядом идет Штохл в скафандре. Остановились - Шарги обливает труп из бутылки. Доктор? Он в стороне, он наблюдает. Шарги достал зажигалку. Пламя, дым, столб дыма… Сгорая, Глен облаком взлетает в атмосферу. Где-то там, перегруппировав свои атомы и с дождем упав вниз, он станет частью жизни Люцифера, сольется с планетой.
Все нормально - болезнь, смерть, истребление опасного трупа. Значит, Шарги не знает всего.
– Что предварило это событие? Говори.
Шарги упрямится: - Нет! Тебе не сломить мою волю.
– Но это же так просто. Встань! Ты спишь. (Он закрыл глаза.) Ты видишь Глена и Штохла (за лобной костью началась суета образов).
Я пошарил в его памяти и повелел забыть наш разговор и стоять. Сам пошел встретить Тима.
Вот было зрелище - подъем плота в пещеру!
А какой лохматый и оборванный бродяга Тим! А собаки!
Они так обрадовались мне!
Я проводил их и попросил Ники доставить еды и побольше, затем помочь Тимофею выкупать собак.
Час я провел с Тимом и собаками. Те, все обнюхав, разыгрались. Они гонялись друг за другом по коридору, рычали, лаяли. Шум поднялся страшный.
– Пока. Я ухожу, - сказал я Тиму. - К Штохлу.
– Я с тобой. А здорово здесь!
…Дверь кабинета охраняли спецроботы, одетые в ласковых цветов пластмассу. Они смахивали на людей.
Только у каждого спецробота был лазер. Это боевые, сильные машины. Зачем они? Вот бы побывать в первом ряду, когда Штохл проводит смотр своим мыслям. Я бы дорого дал за это, заплатил бы любую цену. Даже знания Аргусов не раскрывали этого человека.
Нас о цели прихода расспросил вежливый робот-секретарь.
Он говорил, но я все ждал, не хрустнет ли, раскрываясь, звездчатая диафрагма лазера.
На всякий случай я встал впереди Тима.
Робот гнул перед нами пластмассовый хребет, рассыпался в любезностях. Уверял, что Штохла нет, даже разрешил взглянуть и убедиться.
Мы взглянули в раскрытую дверь. Штохл занимал большую залу. Она заставлена столами с аппаратами и картами.
Одним словом, кабинет работника.
На стене висит детальный чертеж Люцифера в разрезе. - Значит, он прощупал его сейсмоволнами и, быть может, глубинным бурением.
Мы вернулись, и Тим ушел спать. А я ждал - Штохл должен прийти ко мне.
В три ночи дверь открылась. Штохл вошел. Хозяином сел в кресло. Откинулся, сунул в рот конфету и, посасывая и почмокивая, спросил:
– Недурно у нас? А? (Получилось так - “недувно”.)
– Уютно, - сказал я. - Прохлада, воздух, чай. Хорошо!
– Да, это вам не джунгли. Такая в них первородная каша… (и сморщился брезгливо). Вроде наших с вами взаимных отношений. Я не люблю тянуть, мой стиль - быстрота. А ведь тяну с вами, понимаете, тяну. Боюсь, что ли?
– Есть немного, - согласился я.
– Понимаете, - он положил ногу на ногу, - у меня такой пунктик - мне во всем определенности хочется, ясности. Во всем! Вас я могу включить в свои расчеты, вы мне ясны. И каким бы вы себе ни казались ужасным, я и алгоритм ваш найду, и движения вычислю. И, знаете, весьма точно. Но…
Он сидел откинувшись, обтянутый блестящим костюмом, словно кожей. Он казался металлическим, ему это нравилось, то и дело он посматривал в настенное зеркало.
– …но все же каша. Я стрелял, а не арестован. Неясно! Ясность же хороша. О, я бы и этот мир сделал таким, если бы стал богом. Понимаете - во всем четкость и минимум протоплазмы. Я бы сотворил мир роботов или на худой конец мир насекомых. Они сухие насквозь. Заметьте, чем больше слизи в существе, тем оно для расчета непригоднее. Возьмите Люцифер. Слизь, глыбы первобытной слизи. Из них через миллиард лет будут сделаны неизвестных свойств звери. И на таком фундаменте решено строить цивилизацию… Смешно.
– Закон о невмешательстве, - напоминаю я.
– Он глуп! Я бы вместо этой слизи дал мир, четкий и работящий, как станок. Мир-друг. Мир-робот. А вы срываете мою работу… Неопределенность, слизистость, - сердито говорил он. - Ненавижу их! Я и с собой-то мирюсь из-за ясной головы да отличной маскировки кожей моих потрохов. И хочу все знать точно и ясно, потому и пришел к вам. Хочу знать, вы мой враг (это понятно) или потенциальный друг (это возможно)? Молчите, взвешиваете?… Я бы и сам это установил, да времени не имею. Но что это мы сидим и ерунду городим? Хотите полюбоваться на мои штучки? Новые? А? Хехе, безопасные, но… (он поднял палец). Но с определенной мыслью.
– Валяйте!
– Итак…
Штохл поднял палец и склонил голову, прислушиваясь.
И нижнюю губу закусил. Я услышал движение в коридоре.
