Виталий Сертаков - Демон против Халифата
— О «черной дыре» в масштабе отдельно взятого колодца? — едко прищурился Дробиченко. В бывшем «визире» моментально проснулся ученый. — И сколько миллиардов джоулей, по-твоему, потребуется, чтобы удержать дыру? Тряхнем курсом физики, господин президент?
— Неизвестно, неизвестно… — Артур потер виски. Что-то крутилось на самом кончике языка. — Вероятно, не нужны никакие джоули…
— Тихо! — Митя застыл в журавлиной позе, — Слыхали? Стонет вроде…
Артур опустился на колени, приложил ладонь к шершавой холодной поверхности. Мельчайшие буквы, больше похожие на пиктограммы, где-то прописанные в строку, а где-то сложенные в узоры, подобные цветкам… Он попытался мысленно проникнуть внутрь, но ощутил то же самое, что и раньше. Бесстрастное, медлительное дыхание. Если кто-то и стонал, то за пределами его восприятия…
Он нашел Вход.
Сердце стучало все быстрее, как барабан обкурившегося шамана. Впервые за долгое время Артур ничего не мог поделать со своим организмом: радостное возбуждение рвалось наружу. Даже в пылу битвы он не терял контроля, а сию минуту расклеился.
Спустя восемь лет он вспомнил, о чем бормотал Кристиан, Хранитель памяти, умевший скользить по нити времен. Кристиан пил, да не забывал своей нужды, обучить молодого Клинка всему, что положено знать Качальщику для жизни в лесном сообществе. И много после, добившись высшей власти в стране, Артур запрашивал разрешение на аудиенцию у прорицателя, терпеливо слушал иногда несвязные, но завораживающие легенды о прошлом…
Случайно или благодаря высшему предопределению, в расколовшейся скале они наткнулись на самые древние ворота на Земле. Здесь гнездилось прошлое, которого не застал никто из рода гомо сапиенс, потому что это прошлое человеку не принадлежало, и память о нем, обрывочная, моталась по ветру вселенной, иногда застывая в силках снов. Хранители памяти умели плести силки для снов не только человеческих, ведь давно известно, что самые интересные сны принадлежат совсем не людям. Но об этом — молчок, смеялся Кристиан, и тут же перескакивал на другую тему, не желая делиться сокровенным. Попадали в его силки сны настолько ветхие, что рассыпались прахом при первой же попытке их анализировать. Не сразу мог колдун расшифровать знамения, терялся, порой месяцами обдумывал, прежде чем с другими Качальщиками поделиться. Не все мог описать оскудевший за полтора века Большой смерти русский язык, некогда могучий и прекрасный… Потому и соглашался отшельник на беседы с президентом Кузнецом — сообща они подбирали эпитеты, прикидывали на грубой бумаге образы, и, во многом благодаря словарному запасу президента, Кристиан озвучивал перед соплеменниками плоды дрем-травы…
Среди прочего мнились Кристиану ворота. Зеленые, покрытые резьбой, похожей на мельчайший арабский шрифт. Похож на арабский, но гораздо старше современного арабского; этим способом писали еще до того, как легли первые камни в основания пирамид, до того, как загомонили племена в Вавилоне, до того, как вытянулись мозаичные стены в храме богини Иштар… Поблескивали, манили створки врат, Кристиан их ясно различал — горизонтальные пластины, лежавшие в скале, а за сомкнутыми створками простирался рай. Малахитовые створки не сковырнуть, разве что расколотить бомбами, но тогда не нашлось бы под ними ничего, кроме каменной крошки. Даже хуже выйдет, убеждал Кристиан, так рвануть может, что земля стеной встанет, и вода океанская стеной встанет… Тем и хороши врата, что открывают дорогу, которой нет. Правда, с той дороги мнится, что нашего мира нет, вот так-то. С той дороги мнится, будто мир наш котенком, ежиком пугливым свернулся…
Сколько не бился брат отшельника, Исмаил, и другие Качальщики — так и не смогли вытянуть из прорицателя ничего путного относительно райских картин. Кристиан утверждал, что если надолго концентрируется на волшебных створках, то с ним кто-то начинает говорить. Говорили с ним разные голоса, и всякий раз выползал он из тумана забытья помятым, в слезах и соплях, и потом долго приходил в себя и зарекался возвращаться в мучительный сон. Однако снам не прикажешь…
Далеко Малахитовые врата, на юге, скрыты толщей земной. Раньше, в незапамятные годы, было их много, да порушились, а какие в глубину просели, вместе с островами. На островах ворота, да, это точно, на голых островах, где люди не появляются. Незачем людям, не для них построено…
Зачем, почему, кто построил таинственные Входы, Кристиан объяснять не мог. Раньше закладки первой пирамиды, и даже раньше закладки сфинкса, а уж он-то был высечен задолго до пирамид, и смысл имел совсем не тот, чтобы беречь сон египетских царей. Как раз сфинкс помнил тех, кто построил Малахитовые врата, но сфинкс не умел говорить, а тысячелетия смыли с его брюха письмена…
Что же за вратами, не особо рьяно добивались у родака Качальщики, что там?
Сила великая, необоримая сила. Которую нельзя выпустить в мир.
Неужто грибы огненные? Так мы их и без тебя чуем, в шахтах за сорок верст находим…
Не грибы, отмахивался Кристиан, и не химия военная, и не зараза, не хвори в стальных баках. Там такое… такое… весь мир поборет, коли наружу вырвется. Весь мир наизнанку, как ношеный носок, вывернет. Потому как за вратами не только мир счастливый, радостный ежиком свернулся, но и времечко свое свернул…
Тут Кристиан замолкал, точно натыкался в своих изысканиях на преграду, начинал плакать неудержимо. Размазывал слезы, дергал себя за бороду, мрачнел. Артур беседовал с другими лесными братьями о видах на урожай, о Слабых метках, не торопил нелюдимого старика. А тот, покряхтев, поелозив, подсаживался снова и затевал удивительную, нескончаемую повесть о своих астральных путешествиях в прошлое…
Кристиан ни разу на памяти Артура не обманул, вот в чем загвоздка. Поэтому и колотилось сердце, поэтому и места себе не находил, разглядывая зеленый, такой ласковый, переливчатый в свете факелов, камень.
Президент попытался сделать так, как поступал всегда перед закрытой дверью, будь то реальный кусок дерева или извилистая многоходовая задача: прикрыл глаза и послушал сердце. Так учили старики Хранители, так учили много лет травники, и умение это не было для новых современников Коваля чем-то выдающимся.
Он отдался на волю интуиции. Иные времена наступили на земле. Времена, не поддающиеся статистике, точному учету и прогнозам через Интернет. Теперь человек не мог проверить истинность высказывания в справочниках. Когда от его выбора зависели судьбы, человек частенько поступал как гончая собака, идущая по «верхнему» следу. Так наставляли Клинка уральские кудесники — расслабить мышцы, отогнать мысли и не рассуждать о будущем. Приподнять нос по ветру, раздуть ноздри, втянуть в себя правду и ложь. В мире, свободном пока от машин и фабрик, правильно подготовленный человек мог получить ответ, открывать ему дверь или нет…
