Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра (сборник)
– Единственно верное восприятие всегда чувственно, – сказал третий человек, натура сугубо творческая, и показал своим друзьям только что сделанные наброски – изображения женщин и леопардов, скрипок и пустынь, гор и небесных светил.
– Как и вы, – молвил художник, – я видел, в общем, то же самое, что вижу всегда.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НАШЕГО (А МОЖЕТ, ПАРАЛЛЕЛЬНОГО?) МИРА
Когда был объявлен конец света, мы с Рэчел решили все-таки не разводиться.
– Что толку? – спросила меня Рэчел. – Нам же не хватит времени даже документы оформить.
Я кивнул, но до конца убежден не был. Меня беспокоил вопрос: а что, если конец света все-таки не наступит? Что, если это великое событие будет отложено, задержано – в общем, как-то отсрочено? В конце концов, вполне могла быть допущена неточность в расчетах так называемого эффекта Z-поля или в значении «конъюнкции Саперштайна». Ну, и что тогда будет с нами? С Рэчел, со мной, с нашими вечными взаимными жалобами, с нашими детьми, с их неизбывными проблемами? О, тогда наше апокалипсическое единство будет покрепче брачных уз и продлится до скончания веков или же до следующего Армагеддона – не знаю, что уж там случится первым! Я все это изложил Рэчел – надеюсь, достаточно вежливо и спокойно, – и вот что она мне ответила:
– Не волнуйся, дорогой. Если конец света в указанное нашими выдающимися учеными время так и не наступит, ты просто переедешь в ту меблированную квартирку, которую давно уже снимаешь, а я останусь здесь – с детьми и любовником.
М-да. Ничего не скажешь, звучало ободряюще! И я, разумеется, не имел ни малейшего желания встречать конец света один в унылой меблирашке, которую снимал пополам с одной японкой и ее дружком-англичанином. Господи, да там даже телевизора не было! И некуда деться – особенно по вечерам – от бесконечной болтовни японки по телефону; разве что время от времени можно спускаться перекусить в китайский ресторанчик, хозяин которого обещал не закрывать свое заведение, пока конец света действительно не наступит или, по крайней мере, пока будет возможно; он не верил, что подобная перемена может произойти совершенно внезапно.
Рэчел сказала: «Не желаю видеть, как все это начинается!» И собрала все свои драгоценности – тайские палочки, крупинки коричневого кокаина, какую-то кислоту в виде крошечных красных звездочек, грибы в шишковатых наростах бог его знает из каких мест, красное ливанское и зеленое марокканское и, разумеется, последние капли либимого квалюдского и могадонского, чтобы уж ничего не осталось. И предложила: «Давай объединим наши запасы и отключимся, прежде чем наступит конец, а?»
Другие готовились иначе. Авиалинии предоставили существенные скидки на дальние рейсы – в Вальпараисо, в Куала-Лумпур; уходящие в небытие люди могли позволить себе необыкновенные путешествия напоследок. Средства связи, разумеется, взахлеб сообщали о различных событиях в мире. Некоторые из наших любимых программ, к сожалению, были отменены; вместо них постоянно передавали «Специальные сообщения о конце света». Настроившись на программу «Последний разговор» по Си-би-эс, мы слышали: «Ну что ж, друзья, похоже, наш воздушный змей действительно скоро воспарит над землей. Сегодня у нас в гостях профессор Мандракс из ЮСиЭлЭй; он и расскажет нам, как именно произойдет наш общий с вами „большой чих“…»
По всем каналам выступали физики, математики, биологи, химики, лингвисты, философы и самые разнообразные комментаторы, и все старались как-то пояснить только что сказанное другими. Профессор Джонсон, выдающийся исследователь космоса, сказал, например: «Ну, это, разумеется, не совсем космологическое явление, однако в метафорическом смысле… если иметь в виду то, как это событие отразится на нас… Дело в том, что мы, люди, существа ограниченные, а потому считаем подобные вещи чрезвычайно для себя важными, однако, смею вас уверить, по той космологической событийной шкале, над которой я как раз сейчас работаю, данное событие представляется вполне заурядным. Дело в том, что наше солнце, принадлежащее к О-типу, войдет в поле Z как раз в момент „конъюнкции Саперштайна“ со всеми вытекающими из этого последствиями. Я, разумеется, умышленно столь неконкретен во временных координатах, ведь с XIX века эта проблема считается неразрешимой, но вот профессор Уивер с кафедры философии, видимо, может кое-что прояснить по этому поводу…»
«Да, конечно, – сказал профессор Уивер. – Во-первых, выражение „конец света“, в общем-то, не совсем точное. То, с чем мы столкнулись, проблема скорее субъективная… В принципе если смотреть на эти события под гипотетически иным углом зрения, то „конец света“ – никакой вовсе и не конец, а всего лишь мимолетное болезненное ощущение, за которым следует, дорогие мои, – вечная, как сказал поэт, жизнь!»
По другому каналу мы услыхали, что на обед всем нашим военным, служащим в Германии, подали индейку. Досталось и членам их семей, разумеется. Поговаривали также о том, чтобы вывезти их самолетами на родину, но решили – на всякий случай – пока оставить там и держать в состоянии боевой готовности: вдруг никакого конца света не будет и все окажется лишь частью хитроумной схемы, придуманной русскими коммунистами, создавать которые они, как известно, большие мастера, особенно если учесть их свихнутое чувство юмора и неистребимое желание создавать трудности себе и другим. Мы узнали также, что китайцы о конце света (о «событии», как они это называют) не рассказали своим гражданам практически ничего, разве что разослали кое-кому крошечные листовки размером с почтовую марку, подписанные: «От соседа-доброжелателя».
И ты никак не могла понять, почему Эдвард, твой любовник, упорно не желает выходить из своей комнаты и как сумасшедший трудится над последним романом. «По-моему, это как-то несвоевременно, – сказала ты ему. – Ведь некому будет ни опубликовать его, ни прочесть». – «Ну и что? Какое это, собственно, имеет отношение к моей работе?» – спросил тебя Эдвард и подмигнул мне. Я-то его понимал отлично! Я тоже вкалывал, как безумный, подводя последние итоги – и кстати, с огромным удовольствием чувствуя, что конец света – для любого писателя самый последний срок: сегодня ровно в полночь – и все, братцы, привет! Каков вызов, а? Такой вызов просто невозможно не принять людям творческих профессий! Я понимал, что в эти минуты, возможно, создаются потрясающие шедевры, которые когда-нибудь вызовут грандиозный интерес у историков – например, в мире, параллельном нашему, где подобной катастрофы не произойдет.
«Ну да, – сказал по телевизору профессор Карпентер, – идея существования параллельного мира вполне, я бы сказал, правдоподобна, однако пока недоказуема. Во всяком случае, мы ее не успеем доказать за то время, что нам осталось. Сам бы я, пожалуй, счел ее скорее фантазией, но вот мой добрый друг, профессор Мунг, выдающийся психолог, может, видимо, представить значительно более компетентный комментарий по этому вопросу».