Александр Потупа - Бег за бесконечностью
Но возможности проникновения в область миллиардов электрон-вольт с помощью такого циклотрона оказались закрытыми. На пути замечательной идеи стояли основные принципы теории относительности. Чем больше скорость частицы, тем больше ее масса, и этот рост массы разрушает цикличность процесса - поле начинает не вовремя подстегивать отяжелевшие частицы.
Выход из трудного положения был найден только в 1944 году советским физиком В. Векслером. Раз массы ускоряемых частиц растут, рассуждал он, значит, для сохранения их "нормальных отношений" с полями последние должны также меняться синхронным образом. При этом можно идти одним из двух путей: либо менять частоту электрического поля, либо - интенсивность магнитного. Выбор пути предоставлялся экспериментаторам и конструкторам.
Метод Векслера получил название автофазировки. Соответственно ускорители, где подстраивается частота электрического поля, стали называться красивым "высоконаучным" словом синхрофазотрон, а те, в которых нарастает магнитное поле, - немного короче: синхротрон. Как это нередко случается, краткость оказалась родной сестрой таланта - именно синхротроны обеспечили прорыв к самым высоким из достигнутых энергий.
В 1957 году в Дубне вступил в строй самый крупный в мире синхрофазотрон, разгоняющий протоны до энергии 10 гигаэлектрон-вольт. На этой машине физики Объединенного института ядерных исследований - крупнейшей международной организации, объединяющей усилия ученых социалистических стран, - выполнили ряд важных работ в ранее недоступном диапазоне энергий.
С той поры прошло немало лет. За это время свершилось множество замечательных событий. Энергии, полученные на ускорителях, возросли в 40(!) раз. В 1967 году, словно отмечая юбилейное десятилетие дубненского ускорителя, заработал синхротрон Института физики высоких энергий в небольшом лесном поселке на берегу Протвы, вблизи старинного русского города Серпухова. А уже через пять лет неподалеку от Чикаго, в Батавии, вошел в строй еще более мощный ускоритель.
На серпуховской машине была достигнута рекордная для своего времени энергия протонов - 76 гигаэлектрон-вольт. В 1972 году на батавийском синхротроне был поставлен новый "мировой рекорд" - после многих переживаний и даже крупного срыва удалось получить 200-гэвный пучок протонов. Трудное начало словно подхлестнуло американских физиков. К настоящему времени в Национальной ускорительной лаборатории имени Э. Ферми - так стал официально именоваться батавийский центр - достигнут рубеж в 400 ГэВ, и, по-видимому, когда вы будете читать эти строки, в научных журналах появятся первые сообщения о результатах экспериментов при 500 ГэВ.
Замечательных успехов добились и в Европейском центре ядерных исследований, ЦЕРНе (так звучит сокращенное название этого центра, составленное из начальных букв французского выражения). Часть пучка "старого" ускорителя на 30 ГэВ, расположенного вблизи Женевского озера в Швейцарии, отводилась в специально построенное накопительное кольцо, а потом устраивалось почти лобовое столкновение основного и накопленного пучков. Благодаря этому физики смогли заглянуть в мир процессов, которые при использовании обычной неподвижной мишени могли бы наблюдаться только при 2000 ГэВ!
Мы не станем теперь по традиции останавливаться на главных итогах прорыва в мир высоких энергий - этому посвящены следующие главы книги. Отметим лишь следующее.
Появление мощных ускорителей сделало протоны основным инструментом исследований микромира, и в то же время они сами стали наиболее доступным предметом изучения. Поэтому не следует удивляться, что на передний план современной физики высоких энергий выдвинулись определяющие свойства этой замечательной частицы, прежде всего ее способность сильно взаимодействовать с веществом. Следующий этап развития физики элементарных частиц представляет собой преимущественно "адронную эру", которая пришла на смену "электронно-радиационной эре".
Советский физик, член-корреспондент Академии наук СССР Л. Окунь назвал адронами (от греческого "хадрос" - тяжелый) семейство сильновзаимодействующих элементарных частиц, в основном потому, что они обладают большими массами. Впрочем, адроны оправдали свое название и в ином отношении - их описание оказалось, пожалуй, весьма тяжелой проблемой даже для закаленной в электронных, квантовых, релятивистских и многих других сражениях, неустрашимой физики XX века...
(C) Александр Потупа (Alexander Potupa) Бег за бесконечностью. Молодая гвардия (Эврика), Москва, 1977 (Run for Infinity; переводы: на венгерский - Utazas az elemi reszecskek vilagaba. Muszaki Konyvkiado,Budapest, 1980; на болгарский - Гонене на безкрайността. Наука и изкуство (Еврика), София, 1980)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ПОТОПЕ ОТКРЫТИЙ И СПОСОБАХ НАСКОРО СООРУДИТЬ КОМФОРТАБЕЛЬНЫЙ КОВЧЕГ
Кстати, о призраках... На днях я с огромным интересом прочел книгу одного ученого-психиатра "Записки о встречах с призраками" По этой книжке выходит, что призраки поддаются довольно точному определению.
К. Абэ
СЧАСТЛИВЫЕ "ДОПОТОПНЫЕ ВРЕМЕНА"
Тридцатые годы. Время великих свершений и иллюзий... Посудите сами. Устройство микромира постепенно выстраивалось в не столь уж сложную систему. Есть фотоны, и есть электроны. С помощью фотонов осуществляется взаимодействие между электронами и любыми другими электрическими зарядами. Электроны вместе с ядрами формируют атомы. Ядра состоят из протонов и нейтронов. Все пригоже и целесообразно - ничего лишнего. Правда, имеются две нерешенные задачки - явные пробелы в общей картине.
Первая из них восходит к 1914 году, когда Дж. Чэдвик (будущий открыватель нейтрона) обнаружил странное свойство бета-радиоактивности. Быстрые бета-электроны явно испускались из атомного ядра в результате какого-то внутриядерного катаклизма. Но вместо того, чтобы нести одну постоянную и строго определенную энергию, они создавали целый спектр, притом довольно широкий.
Если бета-электроны с таким непрерывным спектром вылетали непосредственно из ядер, возникала явная энергетическая катастрофа - в каждом акте испускания частицы обладали различными значениями энергии. Н Бор со свойственной ему смелостью выдвинул гипотезу, что в этих конкретных актах энергия не сохраняется, а закон сохранения следует относить только к среднему значению энергии электрона. Простой путь к спасению великого закона указала немка Л. Мейтнер. В 1922 году она высказала предположение, что электроны "размазываются" по широкому энергетическому интервалу из-за вторичных соударений. Однако к концу 20-х годов ее гипотеза была опровергнута экспериментально
И все-таки спасение закона сохранения энергии пришло. Пришло в виде письма, которое адресовал участникам небольшой конференции в Тюбингене в декабре 1930 года молодой В. Паули.
