Питер Дикинсон - Продавец погоды
— Если можно, ножку. Я не понял, что вы сказали насчет морфия?
— Теперь уже небезопасно останавливаться. Это уж точно. Пожалуй, мне вообще не следовало бы начинать давать его. Все получилось совсем не так, как я рассчитывал, уверяю вас… А теперь… Даже страшно подумать, что случится, если я перестану давать ему морфий. Он называет его своей «едой». Я посмотрел в словаре. У него будет ужасная ломка, отвыкание, знаете ли. Это просто страшно. Он может уничтожить весь мир, я серьезно вам говорю. Так на его камне и написано. Вы только подумайте: он построил этот замок всего за одну ночь, и весь этот лес, и волков. И все за одну-единственную ночь. Мне давно интересно, глушит ли он сигнал телевизора вне этой долины. Даже не хочется думать, что он устроит, если вывести его из себя. Хватит, или еще кусочек грудки?
— Спасибо, хватит, — сказал Джеффри.
Фарбелоу был один из тех людей, которые не могут одновременно и говорить, и что-то делать. В итоге тарелка Джеффри наполнялась понемногу в промежутках между предложениями. Не переставая болтать, старичок положил себе несколько кусочков грудки и пару устриц. А потом начал беспокоиться о том, кто что будет пить.
— Боже ты мой! — воскликнул он, — что бы сказала моя покойная жена, услышав, как я советую Салли выпить вина! Она была оплотом общества трезвенников в Абергавени. Знаете, у меня в Абергавени была маленькая аптека. Потому-то все так и получилось… Как аптекарь, я не могу посоветовать вам пить местную воду, и хотя на столе есть и мед, и эль, мне лично они ударяют в голову почище вина. Надеюсь только, вы постараетесь пить умеренно.
Цыпленок, хоть и холодный, оказался восхитительно вкусным. Джеффри съел все, что лежало у него на тарелке, и все равно остался голодным. Он положил себе добавку — несколько маленьких отбивных с большого подноса, которые, в отличие от водорослей, было очень удобно есть руками. Его нож был острым, как бритва, с рукояткой из кости, отделанной серебром. Тарелка, похоже, была золотая, как и кубок, из которого он пил вкусное и очень сладкое вино. И все это время мистер Фарбелоу говорил без перерыва — сперва ссылаясь на загадочного «некто», кто построил эту башню и приготовил пир; потом, когда он несколько раз осушил свой кубок, о своей жизни в Абергавени, и о чудесном путешествии вместе с женой летом 1959 года в Коста Браво. Своего цыпленка он доел очень не скоро. Наконец он отодвинул тарелку, достал с другого конца стола чистую и показал ножом на гигантский торт, выпеченный в виде замка с маленькими кремовыми солдатиками, марширующими по его стенам.
— Если любите сладкое, то можете попробовать кусочек… хотя, никогда не знаешь, что окажется внутри. Или возьмите лесной земляники — она вон в той чаше, за фаршированным павлином. Ах, великолепно! И немного свежих сливок. Сахара тут, разумеется, нет. А теперь вы должны рассказать мне о себе. А то я, похоже, не даю вам даже слова сказать…
Джеффри очень опасался этого момента. Кто знает, как сенешаль отнесется к подопечным бродячего лекаря? Вдруг он задерет нос и прогонит их прочь? А может, на аптекаря из Абергавени подействует магия профессии врача?
— Честно говоря, — сказал мальчик, — нам и рассказывать-то особенно нечего. Мы сироты, и ехали на север вместе с нашим опекуном. Он лекарь и торопился принять роды у жены какого-то важного господина. Он сказал нам, где мы с ним должны встретиться, но мы сбились с пути, а когда услышали в лесу, как воют волки, прибежали сюда.
— Ну и дела, — покачал головой Фарбелоу. — Ваш опекун, наверное, очень волнуется.
— Мне наш опекун вовсе не нравится, — мрачно заявила Салли со ртом, полным земляники. — Я думаю, он даже обрадуется, если нас съедят волки.
— Ну, Салли, он же так много для нас сделал, — упрекнул ее Джеффри, надеясь, что никто не решит, будто он и в самом деле так думает.
— Ты же сам говорил, что ему смерть как не терпится прибрать к рукам наши земли. Бьюсь об заклад, он даже и не пытался нас искать.
— Что это еще за лекарь? — удивился Фарбелоу.
— Ну, врач.
— Вы хотите сказать, — воскликнул старичок, — что это, — и он обвел рукой окружающее, — не только в нашей долине? И в других местах тоже?
— Ну, конечно, — заверил его Джеффри. — По всей Англии. Разве вы не знаете?
— Я мог только гадать, — покачал головой Фарбелоу, — но, разумеется, я не мог пойти и посмотреть. И как же так вышло, что этот доктор стал вашим опекуном?
— Он был другом отца, — пояснил Джеффри, — и когда папа умер, он оставил нас на его попечение. И теперь мы вынуждены вместе с ним мотаться по всей стране, а он обращается с нами, как со своими слугами. Мне, наверно, не следовало этого говорить…
— Но это правда, — сказала Салли.
— Бедные вы мои, — пожалел ребят Фарбелоу. — Я даже не знаю, как лучше сделать. Честное слово, не знаю. Может, вам стоит немного пожить здесь? Составите мне компанию… Я уверен, что он не будет возражать. А после всех этих лет мне так приятно будет хоть с кем-нибудь поговорить.
— Вы очень любезны, сэр, — поблагодарил его Джеффри, — мне кажется, нас бы это очень устроило. Надеюсь, мы сможем вам чем-нибудь помочь. Только я не знаю, чем…
— Я, — сказала Салли, — знаю латынь.
«Боже ты мой! — подумал Джеффри. — Сейчас она все испортит! А дела шли так хорошо… Она устала, выпила слишком много вина, и теперь ляпнула, не подумав… Он же мигом выведет ее на чистую воду.»
И правда. Старичок сосредоточенно уставился на Салли, а Джеффри тем временем начал оглядываться по сторонам в поисках оружия на случай неминуемых неприятностей.
— Dic mihi, — запинаясь, сказал Фарбелоу, — quid agitis in his montibus?[8]
— Benigne, — ответила Салли. — Magister Carolus, cuius pupilli sumus, medicus notabilis, properabat ad castellum Sudeleianum, qua (ut nuntius ei dixerat) uxor baronis iam iam parturiverit. Nobis imperavit magister…[9]
— Замечательно! — воскликнул Фарбелоу. — Боюсь только, что я не все понял. Ты так быстро говоришь. Ты, кажется, упомянула замок Сэдли? Когда-то мы с покойной женой поехали туда в коляске. Она очень любила такие прогулки. Ох, уже поздно. Поговорим об этом завтра. А теперь вам пора спать. Он может погасить факелы в любой момент. Наверно, вам стоит поселиться в одной комнате. Этот замок, как я думаю, может здорово напугать ребенка. — Последнее — театральным шепотом Джеффри на ухо.
Он провел ребят к расположенной у дальней стены лестнице, которая вела на галерею. Оглядевшись, Джеффри заметил еще несколько таких же лестниц, расположенных в разных частях зала. Фарбелоу привел их в длинную узкую комнату с большим окном, выходящим в зал, и маленьким квадратным окошком, прорезанным в толще стены башни. Через него Джеффри увидел верхушку внешней стены, за ней — черный в лунном свете лес, а за ним — еще более черные холмы. Кроватей в комнате не было: только дубовые сундуки, огромные пуховые перины, и сотни звериных шкур.
