Миху Драгомир - Белая пушинка (сборник)
— Как вы знаете, много веков назад был так называемый период Средневековья…
— С той же логической последовательностью я мог бы сообщить вам, — прервал его космонавт, — что у моего отца была чудесная коллекция ракушек с планеты Альфа Центавра…
— В те времена встречались и такие чудовища, — невозмутимо продолжал профессор, — которые умышленно калечили детей и заставляли их попрошайничать или показывали их на ярмарках, как настоящее чудо природы. Несчастные уродцы приносили немалый доход… Вот такие «творцы» очень заботились о долговечности своих творений…
Между тем тучи уже слились в неподвижную массу, напоминавшую по форме гигантскую медузу. Самолеты исчезли. Антенна метеорологического центра на какую-то долю секунды раскалилась докрасна и выбросила в небо ослепительную молнию. И тотчас же из «медузы» вырвались мириады серебристых щупалец.
— Я не хотел обидеть вас, — тихо сказал космонавт. — Но вы должны понять меня. Ощущение полной бесполезности…
— Бесполезности?
— Я родился на борту космического корабля, исследовавшего звездную систему Барнарда. Это была ракета эпохи начала освоения космоса: старт с наземной площадки, атомный двигатель и… скорость, которая сейчас показалась бы просто смешной. Два десятилетия в состоянии невесомости… два десятилетия свободного падения с короткой передышкой на совершенно негостеприимной планете, единственное сходство которой с Землей сводилось к той же длине суток.
Я легко переносил все эти трудности, потому что вообще не знал еще жизни в земных условиях. Остальные члены экипажа тоже быстро привыкли к невесомости — у них за спиной был опыт многочисленных полетов. У всех выработалось особое чувство, близкое к тому, которым обладают птицы.
Да, классическая эпоха героики космоса… Тогда главным врагом космонавтов были не метеорные частицы или космические лучи, а время. Люди ели, спали, проверяли работу различных приборов и аппаратов, и так каждый день одно и то же, по строгому распорядку… Я думаю, именно тогда и родилось выражение «убить время», хотя филологи утверждают, что оно появилось намного раньше.
На космолете были микрофильмотека, зал для различных игр и спортивный зал. Но мне больше нравилось слушать беседы космонавтов. Многие писатели утверждают, будто ветераны космических полетов — это молчаливые богатыри с каменными лицами и такими же каменными чувствами. Чушь! Какие жаркие споры разгорались между ними, когда каждый упорно расхваливал «свою звезду» или «свою планету»! А потом в подкрепление своих рассказов они демонстрировали документальные пленки, и я был у них арбитром. Я часами смотрел на экран, не в силах оторваться от стереоскопических изображений, звуков и запахов миров, чарующих неповторимой красотой. А космонавты рассказывали: «Вот этот лес малиновых кристаллов — единственная форма жизни на планете двойной звезды 61 Лебедя… Здесь мы потеряли трех товарищей… Растения-людоеды сомкнулись над ними, и все было кончено… А эта планета в шестнадцать раз больше Юпитера… Нам едва удалось взлететь с нее…»
О Земле они всегда говорили с какой-то непонятной мне печалью. И казалось странным, как могут тосковать о Земле люди, которые ищут острых ощущений на неизведанных планетах?..
Я знаю, вы скажете: «Ну, как же? Ведь Земля — это колыбель человечества, его родина, мать цивилизации Солнечной системы…» Не спорю, но лично я не из тех, для кого полет на Уран — это лишь приключение! Почему я рассказываю вам обо всем этом? Минутку терпения… Члены нашей экспедиции были, разумеется, специалистами различных профилей. Под их руководством я изучал космонавтику, астробиофизику — словом, все то, что необходимо для получения диплома галактического пилота. Изучал и терпеливо ждал встречи с Землей — я знал, что это обязательный этап на пути к звездам.
Неожиданный рой метеоритов между Юпитером и Сатурном заставил нас израсходовать много горючего. Поэтому торможение при посадке было недостаточным. Моя мать не вынесла этой перегрузки…
Некоторое время я посещал курсы Института космонавтики, с трудом привыкая к жизни на Земле. Потом получил диплом и был зачислен стажером на космический корабль, направлявшийся к Бете Центавра. Врачом этой экспедиции был мой отец. Без особого волнения я покинул Землю…
Нет, не задавайте мне никаких вопросов! Иначе у меня не хватит мужества продолжать…
Итак, мы десятки лет путешествовали в космосе, исследуя звездные системы. Мы обнаружили пять пригодных для жизни планет, а кроме того, открыли немало новых законов, которым подчиняется космос. Один из них носит мое имя. Я изобрел также компенсатор эффекта Допплера. Он установлен почти на всех фотонных космолетах.
Кроме того, я разработал ряд проектов освоения других планет.
Все это сейчас кажется мне громкими названиями давно забытых книг. Я ничего не помню отчетливо. Я забыл, как выглядят открытые мною планеты, забыл найденные закономерности и даже основные принципы космической навигации. Целыми часами я тщетно пытаюсь вспомнить один из основных законов небесной механики. Но напрасно я исписал сотни страниц. Я догадываюсь, в чем дело! Очевидно, при аварии у меня были повреждены центры памяти. А я не могу начинать все сначала. Поймите, профессор, у меня не хватит времени. Я знаю, вы скажете: «Постарайтесь найти свое место здесь, на Земле!» Да, разумеется, меня всюду примут с распростертыми объятиями… Уже через шесть месяцев я мог бы стать заведующим оранжереей растений с Венеры. А через год…
Нет, профессор, эта перспектива меня не прельщает. Представьте себе, что вы вдруг забыли основы вашей профессии, что вы уже не можете больше лечить людей и искать новых путей в медицине… И даже это еще не все. Ведь у вас есть свой дом, своя семья. Вы сын Земли, а я…
Ну, вот. А теперь можете меня бранить сколько вам угодно.
Здание ЦГИ (Центра галактических исследований) излучало ослепительный солнечный свет, накопленный в течение дня. Черный гравиплан, словно огромная бабочка, которую привлек этот ослепительный свет, плавно опустился на верхнюю террасу. Выйдя из кабины, профессор поспешил в кабинет директора.
— Войдите! Вас ждут, — мелодичным голосом произнес робот-секретарь, и профессор невольно подумал: «Наверное, это приятное контральто подбирал сам директор — он ведь большой любитель музыки». Но прежде всего директор был очень занятым человеком. Вот и сейчас он следил по телевизору за отлетом корабля на Марс, одновременно диктуя ответ Солнечному совету и перелистывая полученные Центром отчеты. «Редкая способность расчленять внимание. Говорят, в докосмическую эпоху ею обладал один генерал, который тоже умел заниматься одновременно несколькими делами, — подумал профессор. — Как, черт возьми, его звали?»…
