Александр Рубан - Витающий в облаках
7. Два письма.
1
"Сестрёнка! Во первых строках хочу извиниться за свинство: я должен был написать это письмо ещё лет десять тому назад. Помнишь, я показывал тебе фотографию нашей прабабки? Так вот, нас тогда прервали, и я не успел ничего рассказать. Но сначала о себе. Не потому, что очень интересно, а потому, что имеет отношение к этой истории.
Я, сестрёнка, женат по второму разу и, наконец, удачно. Представь себе: до сих пор влюблён! С первого взгляда и на всю жизнь... Слышал от своих стариков, что и у тебя на этом фронте полный успех, с чем и поздравляю. Знаю и то, что наладилось у вас далеко не сразу - якобы, три или четыре года ты жила одна с Лёнечкой, а его отец витал в облаках. Причём, не в переносном, а в самом прямом смысле. Так? Так, сестрёнка! Я это точно знаю и даже догадываюсь, почему. Потому что муж твой, извини меня, сестрёнка, дурак. Или был дураком. Прости, что лезу не в своё дело, но это тоже имеет отношение.
Так вот, о себе.
Три года назад мы с Анечкой осчастливили моих стариков внуком. Получив телеграмму, они чуть было не сорвались к нам в Батум, но папаша на радостях занемог, и пришлось им отложить поездку на неопределённое время. А этим летом мы к ним сами нагрянули. Втроём. Ну, конечно, большое "сю-сю", фирменный торт с заднего крыльца хлебозавода, заветный графинчик... За графинчиком папаша (пардон - Дедушка!), естественно, затевает излагать Анечке про свои рекорды. Я её заранее подготовил, и она, умничка, даже ни разу не улыбнулась. Но папаша всё-таки учуял некое недоверие и, представь себе, начинает обижаться на твоего мужа: мол, нехорошо усмехался, когда про рекорды слушал. Меня это сразу насторожило. Но окончательно я всё понял только на другой день, когда Ванюха устроил моим игрушкам разгром и потопление в ванной, а мама (пардон - Баба Лена!) стала рассказывать, как то же самое чуть было не проделал твой Лёнечка. Слово за слово - всплывают в разговоре альбом и шкатулка, и я вспоминаю о своём поручении старикам. Они его, оказывается, благополучно забыли, в чём я тут же и убедился, раскрыв альбом.
Так вот, после первой свадьбы я просил их переслать тебе фотографию прабабки и то письмо, что под фотографией спрятано. Высылаю сейчас, но ты погоди это письмо читать. Узнай сначала, что и я, как некий Аркадий, которому письмо адресовано, "уподобился птице небесной". Порхаю! - и не нахожу в этом ничего зазорного. Ведь это чудо, сестрёнка! А мы почему-то разучились его замечать и научились стыдиться. Мне-то повезло, я - спасибо этому письму! - был с самого начала осведомлён о причине своей окрылённости...
Желаю счастья - тебе, сестрёнка, и твоему сыну. А мужик твой и без того счастлив - даже если сам об этом ни черта не догадывается! Привет от стариков и от Анечки.
Никита.
P.S. Я думаю, что письмо было на двух, если не на трёх листах, но сохранился только этот - последний. И то, наверное, лишь потому, что там приписка к Моничке. Моничка - это, конечно, наша бабушка, Моника Валентиновна."
2
"...вестил меня сеньор Пичелуччо, дай ему Бог здоровья. Он снова поссорился с Валентином. Прости, милый, что опять поминаю имя этого человека. Я боюсь его! Я боюсь, что скоро он опять появится в Витебске, опять будет приходить и каяться, и в показном раскаянии обнажать свою чёрную душу, а тебя, мой милый, не будет рядом. Правда, сеньор Пичелуччо уверяет, что гастроли нынче проходят в стороне от Витебска, а сам он заехал сюда по приватному делу и ненадолго. Но если заехал Пичелуччо, то может заехать и тот. И если это случится, а ты будешь так далеко... Ведь даже Император (ты помнишь Императора, милый? - это самое кроткое существо, какое я знала!), даже он не выдержал вкрадчивых издевательств этого человека. Сеньор Пичелуччо говорит, что обошлось, слава Богу, без жертв, но Императора пришлось усыпить. И вообрази: это чудовище собирается предъявить иск труппе - за то, что льва усыпили без его согласия! Тогда как Изабелла (помнишь Каменную Женщину?) рисковала жизнью, вытаскивая его из клетки... Поверишь ли, милый, я иногда благодарю Господа за то, что стала калекой. Как знать - быть может, Он просто не видел иного средства, могущего избавить меня от этого человека?
Милый Аркадий! Не придавай значения моим словам - это просто хандра, и мне тяжело без тебя, но скоро мы опять будем вместе, правда? Ты знаешь, сеньор Пичелуччо рассказал мне удивительную вещь. Оказывается, тогда, в наш последний вечер, он тайком наблюдал за нами - и чуть не стал мистиком. Вообрази: мистиком! Хозяин цирка! Изобретатель Бесшумной Машины для столоверчения! Ведь он не взял тебя на работу только потому, что не видел у тебя никаких машин, но был при этом совершеннейшим образом уверен, что машина у тебя есть, да ты её ловко спрятал. Он говорит, что это была твоя ошибка - демонстрировать левитацию в помещении, где так легко спрятать какой-нибудь аппарат из магнитов и лейденских банок. А сеньор Пичелуччо не любит, когда его водят за нос и пытаются заключить контракт на этих условиях. И вот, в наш последний вечер он увязался за нами, думая подслушать твои секреты, и... подсмотрел их! Он видел, как ты взял меня на руки из коляски, как мы взлетели с берега и опустились к воде, и как я рвала кувшинки, грациозно свешиваясь из твоих рук. А чего он не видел, так это лейденской банки или магнита! И вообще ни одного механизма на версты вокруг, если не считать моей инвалидной коляски. Только трава, и вода, и небо - и мы с тобой между водой и небом. И сам сеньор Пичелуччо за сиреневым кустом позади часовни... Милый! Он не увидел главного, наш трезвый, рассудительный, а потому чуть не ставший мистиком сеньор Пичелуччо! Ибо любовь незрима. А ведь это любовь, моя любовь уподобила тебя птице небесной.
Прилетай ко мне, милый Аркадий, прилетай хоть ненадолго, ведь тебе это ничего не стоит! Возьми меня на руки и вознеси над нашим прудом - хочу опять и опять убеждаться в том, что люблю тебя, люблю как прежде, как всегда, как с первой встречи...
Нет! Нет, что я пишу, Боже! Не прилетай так часто! Ведь Моничка там остаётся одна, у чужих людей... А ты совсем недавно был здесь... А знаешь, наши лилии все утонули. Оранжево-белые лилии, которые ты вырезал из кожуры апельсинов...
Сколько глупостей я написала! Но я заканчиваю, мой милый; посыльный торопит меня и правильно делает. Люблю! Жду! Прочти вот это Моничке:
Моничка, доченька! Ты уже большая девочка, слушайся во всём папу Аркадия, он... Милый, придумай сам что-нибудь - ты сумеешь, я знаю. Ты любишь её не меньше, чем я тебя, правда?
Храни вас Господь. Любите друг друга, как я вас!"
Глава девятая. Людмила и Леонид.
Дома никого не было, но на обеденном столе Леонид обнаружил записку. Люся сообщала, что Лёнька будет с ней, и, если, вопреки ожиданиям, Леонид вернется с работы не очень поздно, то пусть забежит в школу и заберёт Лёньку. У Леонида, однако, были свои планы, требовавшие немедленного осуществления. Поэтому в школу он не пошёл, а, быстренько переодевшись, полез в кладовку за инструментами. Картину, подаренную ему, он пока оставил в прихожей, прислонив к стене.
