Алексей Свиридов - Десять минут за дверью
Айсу сноровисто завели руки за спину, а в рот общими усилиями запихнули чуть ли не аршинную грязную тряпку так, что не то что сказать какое-нибудь опасное заклинание, а даже просто хоть чуть-чуть двинуть языком он уже не мог. Подоспевший славабожник, носящий ту же войсковую обмундировку быстро благословил кляп на полный крест, а для усиления эффекта сунул Айсу под нос кулак, добавив к тексту молитвы явно не канонические слова "а коль чего, я те и вот этим врежу". Кулак был большой, со следами неоднократных "врезаний", и внушал большее опасение, нежели обещания проклятия вечного земного и загробного.
Обезопасив таким образом своего пленника, десятник отдал приказ, и связанного Айса повели за ним, до самого парадного крыльца. Там он остановился и недовольно заметил:
- И долго тут ждать? Мы мигом, мы мигом...
Как бы в ответ на его вопрос дверь наверху лестницы распахнулась, раздались крики, шум, и по вниз по ступенькам почти что кубарем скатились: трое войников, связанный Данисий, внушительных размеров человек в дорогом домашнем платье, при бороде чуть ли не до пояса, и молодая девушка, одетая тоже по-домашнему и тоже дорого. Через секунду к ним добавились ночные хозяйские работники и двое громкогласных собак. Было трудно понять кто чем занят, и кто что кричит, но присмотревшись Айс уяснил себе картину так: служивые люди тащат Данисия, который само собой упирается. Плачущая девушка одновременно пытается удержать полмонаха, и в то же время отпихнуть от него бородатого, норовя зацепить ногтями за щеку, там где волос нету. Бородатый - надо понимать самолично Тихон Рябина, тоже занят двумя делами сразу, пытаясь и девушку в сторону отшвырнуть, и Данисию по зубам съездить. Работяги занимаются убережением хозяйской щеки, а собаки прыгают вокруг и добавляют суматохи. И вся эта свалка спотыкаясь и толкаясь на ступенях в три секунды докатилась до Айсовых конвоиров, которые азартно бросились на помощь своим товарищам. Потом все как-то резко прекратилось, и с одной стороны оказался десяток войников с двумя пленными, а с другой - купец и его подручные надежно удерживающие девушку за руки и плечи. Но рта ей никто не заткнул, и она продолжала кричать сквозь слезы:
- Отпустите его, отпустите, отец, да что же ты наделал!
Разгоряченный купец отвечал тоже криком:
- Я тебя вообще прибью, стерва, выросла!
- Ну и прибей, я все равно без него жить не буду!
- Без кого? Раньше просто брат этого козла был, а теперь еще и предатель, во куда закатилось, яблочко-то от яблони!
- Нет, не предатель, прикажи отпустить его, - и девушка попыталась упасть на колени, но хозяйские молодцы ей этого сделать не дали. Сам же Тихон на это ответил:
- Ты на коленях еще настоишься. Найду тебе для этого место, коль не хочешь моему жить, дак будет по-твоему. Ну че стоите, вы, орлы?! Тащите этих поганцев с моего двора куда надобно. А сколько денег за них полагается, меж собой пропейте, мне они без надобности.
Орлы послушно двинулись к воротам, где просто подталкивая Айса с Данисием, а где и немилосердно волоча их за одежду - в основном это удовольствие доставалось Данисию, у которого ноги тоже оказались обвязаны короткой веревкой, так что он мог идти только мелкими вихляющими шажками, поминутно спотыкаясь. Задержавшиеся десятник со славабожником нагнали конвой уже на улице, и десятник негромко сказал:
- Ну ребят, сами понимаете, как Тихон нашего князюшку назвал, никто не слыхал. Верно?
В ответ раздалось нестройное "угу", и решив этот вопрос, десятник больше не говорил ничего до самой управы. При свете дня город Набрыв оказался еще менее привлекательным, нежели ночью, по крайней мере так показалось Айсу. Данисий же, несмотря на неподходящее положение смотрел по сторонам с видимым интересом, а то и с удовольствием. У широких ворот, украшенных поверху облупившейся надписью, в которой можно было различить только отдельные буквы, десятник разогнал завившуюся вокруг стайку мальчишек, послал одного из людей доложить, и скомандовал загнать "этих" вовнутрь, а куда определить уже управные люди разберутся. За воротами оказался широкий пустынный двор, образованный забором и тремя длинными домами угрюмого вида, явно построенных специально для казенных надобностей, без малейших попыток чем-нибудь украсить, или хотя бы просто придать им более дружелюбный вид. Один из домов был наполовину погорелым, и смотрелся совсем неприглядно. Впрочем, скорее всего вольные, или невольные посетители этих домов вряд ли могли рассчитывать на дружелюбие там, внутри, и внешняя угрюмость была по крайней мере честной.
Ждать пришлось очень долго. Не меньше чем через час к конвою подошел худощавый и лысоватый человечек, кафтан с протертыми почти до дыр локтями выдавал в управского старожила, и распорядился вести пленников, куда он сам пойдет. Путь писаря оказался сложен - по узким коридорам конвоиры сначала послушно завели Айса с Данисием в тесную комнатку, где худощавый лично занес несколько записей в большую книгу. Дальше маршрут проходил через небольшую мастерскую, где кузнец равнодушно навесил обоим на руки тяжелые кандалы с хитроумными замками, а к ноге приковал по тяжелому бесформенному куску чугуна на цепи. Потом он так же равнодушно разрезал веревки, и Айс с Данисием получили возможность идти, держа чугуняки в руках. И наконец последним пунктом, куда дошел войсковый десяток, оказалась низкая канцелярия с маленьким зарешеченным окошком и дюжим охранником у двери, в которой худощавый вытащил из запирающегося шкафа мешочек с монетами, шевеля губами отсчитал какую-то сумму и вручил десятнику со словами:
- Все, свободен. Еще кого намоешь - приводи, но лучше просто на словах скажи. А то управские обижаются, когда войники их работу делают.
"И деньги за них получают", - это язвительное добавление к словам писаря было так и написано на лице десятника, но вслух он ничего не сказал, и через несколько секунд Айс и Данисий оказались с глазу на глаз с писарем. Тот внимательно глянул на приведенных, и перехватив взгляд Данисия сказал, как бы возражая на высказанную вслух мысль:
- Нет, не получится. Быстро ты двигаться не сможешь, в железе-то. А главное без толку это будет. Выход один, а там у нас человек стоит. Да и потом... Словом не дергайся, Владьмир.
Писарь замолчал, ожидая ответа, но видимо сообразил, что с заткнутыми ртами его гости беседу вряд ли поддержат, и без заметного страха подошедши к пленникам, вытащил кляп у обоих изо ртов. Айс закрыл рот, скривился от боли, и попытался что-то сказать, но вышло нечленораздельное мычанье, как у сильно пьяного. Данисию же рот затыкали более милосердно, и он смог говорить почти сразу:
