Юлия Латынина - Клеарх и Гераклея
- Наглец! - закричали в ответ. - Это я Феридан, который делает, что хочет! И я поставлен царем стеречь ворота Персиды и чтить заветы благородства и справедливости, и мой меч добывает добро и карает зло!
Клеарх поднял глаза и увидел совсем рядом, за кустом терновника, всадника на белом коне, с лицом, пылающим как солнце, и обнаженный меч в его руке; а меч этот был вот какой: небо, звезды и земля гляделись в него, и весь мир видел в нем свое отражение; когда меч видел ложь или другое творение Аримана, он поворачивался к миру своей черной стороной, а когда меч видел творение Ахура-Мазды, он поворачивался к миру своей белой стороной.
- Держи, - крикнул всадник и кинул ему меч. А сам схватил палицу, лежавшую поперек седда, и кинулся со своими людьми вниз; тут разбойники стали разлетаться, как листья осенью, и кто успел бежать - бежал, а кто не успел - храбро бился.
Пленных разбойников Феридан велел везти в свою крепость, расположенную неподалеку, на полпути между небом и землей. Под крепостью было удивительное озеро, волны которого один раз в году превращались в водяных кобылиц. На берегу озера, на каменной ступеньке, горел священный огонь.
Весь день в усадьбе шел пир горой: для гостей резали гусей, уток, баранов, свиней.
Феридан около себя посадил самых храбрых: Клеарха - по правую руку, предводителя разбойников - по левую, и сам поднес им чашу. Надо сказать, что чаша эта отличалась необыкновенным свойством: кому не довелось убить врага, не должны из нее пить, иначе она оскудеет и не наполнится. Феридан принял Мтрадата за Клеархова раба и приказчика, ему и в голову не пришло посадить юношу за стол.
Клеарх заметил, что Феридан сидит за столом, не снимая серебряной кольчуги, и спросил, отчего.
- Не могу, - ответил Феридан, - она срослась с кожей. И еще одно на мне заклятье: чем выше в горы и выше солнце, тем больше и моя сила. В полдень моя сила возрастает и равна силе ста быков, а в полночь убывает и равна силе половины быка, и в полночь я не могу убивать, а могу только пытать.
После третьей чащи Клеарх с поклоном вернул хозяину меч, но тот сказал:
- То, что я дарю, я не принимаю обратно, а силой отбирать причины не вижу. У меня есть, однако, просьба. Я бездетен. Оставайся в моем замке моим сыном.
Клеарх посмотрел вокруг, на крепость между небом и землей и на прекрасные стада внизу, вздохнул и сказал:
- Самая тяжелая мука для человека: хотеть одного, но не иметь силы бороться с судьбой. Я не могу не ехать в Вавилон и боюсь, что встречу еще много засад на пути.
Туг разбойник напротив, который отказался называть свое имя, усмехнулся, а Феридан подумал: "Я был прав. Этот человек не купец, он хочет отомстить; или же отец невесты послал его в тот край за живой водой". Феридан сказал:
- Я поехал бы с тобой, но на моей силе заклятье: я не могу покидать ворот Персиды. Но я знаю, как тебе помочь.
И вот в полночь, когда сила хозяина убыла и он уже не мог убивать, а мог только пытать, Феридан велел снять с разбойничьего главаря одежду, привязал его к столбу и вынул из-за пояса плетку.
- Что ты хочешь? - спросил разбойник.
- Хочу узнать, сколько засад будет на пути моего сына.
- Глупец, - сказал разбойник, - я не испугался твоего меча днем, неужели ты думаешь, я испугаюсь ночью куска кожи?
- Ну что ж, если вытерпишь мою плетку, получишь все мои стада.
Тут Митрадат понял, что сейчас будет, и закричал персу:
- Не мучь его!
"Что себе позволяет этот раб!" - подумал Феридан и велел слугам схватить его.
Потом он начал охаживать разбойника плеткой, а плетка эта была непростая: вся увита золотыми нитями и усажена мелкими серебряными гвоздиками. Прошел час, разбойник не выдержал и сказал:
- Меня зовут Датис, я зять Оронта, царского зятя. А эти двое никакие не купцы, а Митрадат из рода Артабаза, сын наместника Фригии, и Клеарх, эллин из города Гераклеи.
Феридан опустил плетку, подумал немного и сказал Клеарху:
- Дай-ка мне меч!
Клеарх почуял недоброе и спросил:
- Зачем?
Феридан показал на Митрадата, которого слуга держал, как щенка, и сказал:
- Сегодня, когда я увидел эту падаль под телегой, я подумал: "Вот, купец и раб бросил товарища". Давеча я глянул на него и подумал: "Вот, купец боится и вида битвы, и вида пытки!" А теперь я не знаю, кто его сглазил, но лучше видеть потомка Артабаза мертвым, чем трусом.
Услышав это, Датис обрадовался и сказал:
- Знаешь ли, Феридан, кто его сглазил? Вот эти самые эллины, и одному из них ты подарил свой меч!
Но в этих местах ничего не знали о вражде эллинов и персов и о вражде двух партий при дворе. Феридан рассердился и закричал:
- Никто, даже царь, не властен над моим мечом: кому хочу, тому дарю! И какое мне дело, из какой страны он родом, если у него над головой сияет Фарна!
Митрадат вытряхнулся из рук испуганных стражников, взял у Клеарха меч, подошел к Феридану и протянул ему меч рукоятью вперед.
- Что ж, убивай меня, - сказал Митрадат. - Только не думай, что я умираю дураком. Царь, наверное, хорошо заплатил тебе за мою смерть - он не мог простить, что яя ослушался его и не написал смертного приговора отцу. Только знай, что моей смерти царь тебе тоже не простит, потому что даже больше, чем невинных, любит казнить палачей.
Митрадат говорил, улыбаясь, и очень хорошо знал, что лжет. Феридан побледнел, предложенного меча не взял, а сел на пол и обхватил голову руками: он понял, что не всякую беду поправишь мечом.
Через три дня Клеарх и Митрадат отправились в путь. Купцами они больше не притворялись - смысла не было. Феридан сводил Клеарха в свою сокровищницу и щедро одарил его. Напоследок он раскрыл сундуке медными монетами, вынул одну и спросил:
- Датис называет тебя странным именем "эллин", вот я решил спросить: не из ваших ли краев эти деньги, и деньги ли это, и достойны ли они того, чтоб их держать среди моих сокровищ?
Клеарх посмотрел и узнал афинский теорикон, всего-то в два обола.
- Это не совсем деньги, - ответил Клеарх. - С ними не поступают так, как обычно поступают с деньгами: не обменивают на хлеб или масло, не дарят друзьям и не зарывают в землю. Их выдают в Афинах беднякам, чтобы те могли посмотреть театральное представление, как возмещение потерянного заработка.
Туг Клеарху пришлось многое объяснять Феридану, потому что у персов нет драм, которые сочиняют для народных представлений, а есть только песни, которые поют для знати на пирах.
Ф е р и д а н. Кто же положил начало такому странному обычаю?
К л е а р х. Некоторые называют имена Феспида и Эсхила, я же полагаю, что причиной всего был великий афинский властитель Писистрат, который объявил крестьянский праздник Диониса общегосударственным праздником. А откуда они у тебя?
