Борис Фрадкин - Пленники пылающей бездны
- На мою долю в этом рейсе выпала лишь крошечная частица всех нерешенных проблем, - признался Дектярев. - Разве под силу нам вдвоем с Валентином Макаровичем охватить взглядом такую массу явлений?
- Немыслимо! Абсолютно немыслимо! - согласился Биронт.
Механик подавил вздох разочарования. Стоит ли
* Аннигиляция (от латинского слова nihil - ничто) превращение в ничто, уничтожение; точнее - превращение одной формы материи в другую.
ради крупицы открытия жертвовать жизнью? Но присмотрелся к геологу, поглядел на сосредоточенного атомиста и понял: стоит!
Кончалась четвертая неделя пути. Четвертая неделя! А ведь испытание подземохода планировалось всего на двое суток.
Наверху наступил сентябрь. Что сейчас на улице: идет ли затяжной осенний дождь или стоит солнечная погода и воздух пропитан запахом опадающей листвы?
Каждый из пятерых до исступления, до отчаяния мечтал о просторе под высоким небом, о дожде, о звездах. Судьба же неумолимо толкала их вниз... вниз... вниз... в тесные объятия раскаленного, сжатого до металлического состояния вещества.
И на шестые и на седьмые сутки возобновленного движения ничего не случилось. Недра, казалось, сжалились над людьми и расступились, открывая дорогу.
Однажды во время обеда Николай Николаевич застыл с поднесенной ко рту ложкой, в сердцах швырнул ее на стол и обеими руками хлопнул себя по лысине.
- Ах, зангезур-занзибар! - ликующе вырвалось у него. - И как же мы этого сразу не сообразили, Валентин Макарович?
- Что именно?
- Почему бы не случиться, что мы действительно доберемся до центра земли?
- Допустим. А дальше?
Геолог хлопнул себя по коленям и разразился хохотом. Хохотал он громко, заразительно. Взглянув на сосредоточенные лица сотрапезников, которые тоже прекратили обед, хватался за живот.
- Да земля-то круглая, елки-палки! - заорал он. - Нам же не потребуется разворачивать подземоход - дошло до вас это, дубины вы несчастные, или не дошло? Дуй вперед - и никаких гвоздей!
Обитатели подземного корабля ошалело смотрели друг на друга. Биронт поперхнулся и закашлялся, Чураков хлопнул его ладонью по спине. Раскрытые банки с концентратами фруктов излюбленное кушание экипажа - остались нетронутыми. Искорка надежды сразу разгорелась ярким пламенем. У Вадима затряслись губы. Скорюпин улыбался счастливой детской улыбкой. Теперь рейс в неизвестность обещал жизнь.
- Все дело во времени, - воодушевлял Николай Николаевич себя и своих товарищей. - Если скорость подземохода сохранится, нам потребуется меньше года, чтобы оказаться на противоположной стороне земного шара.
- Год - чепуха! - закричал Андрей. - Зато какой год!
- Я согласен на два, - Биронт отчаянно жестикулировал. За это время я закончу теорию переохлаждения. Я преподнесу академии методику практического использования переохлаждения.
- Вот смешно получается в жизни, - Скорюпин никак не мог избавиться от улыбки, - до самого простого никогда сразу не додумаешься. Почему это?
У Вадима лицо прояснилось. Он сразу стал тем прежним Вадимом, каким Андрей привык видеть его в конструкторском бюро - с живыми глазами, порывистый, нетерпеливый.
9
Николаю Николаевичу снилось, что он идет по родной Москве, по Садовому кольцу, идет уже давно, так что даже немного притомился. Вечер. Вспыхивают электрические огни и разноцветные рекламы. По улице движется множество машин, на тротуарах тесно от прохожих.
Ветер освежает лицо Николая Николаевича. Ветер! До чего хорошо! Дышится легко. А сколько знакомых запахов: запах влажного асфальта, нечаянный дымок папиросы, запах магазинов, аромат духов от одежды женщин...
На него оглядываются, с ним здороваются и знакомые и незнакомые. Теперь его в лицо знает весь город, он только что возвратился из рейса к центру земли. Что ни говори, а знаменитость.
И он шел, шел, не останавливаясь, радуясь, что, наконец, может идти сколько угодно. Кругом простор, улица широченная, ей нет конца. Как хорошо после тесных кабин подземохода! Только... только почему же он идет без Кати?
Николай Николаевич поворачивает обратно, ол почти бежит, натыкается на прохожих. Кто-то хватает его за плечо, держит. Николай Николаевич пытается вырваться и... просыпается.
Шепот в самое ухо:
- Проснитесь же, Николай Николаевич!
- А? Что такое?
- Тише, тише.
Геолог с трудом и неохотно освободился от сновидений. Черт возьми, до чего реально он видел Садовое кольцо. Еще немного - и он бы оказался у своего дома, поднялся в квартиру и увидел Катю.
За плечо его тряс Биронт.
- Что-нибудь случилось?
- Идемте скорее к пульту.
Николай Николаевич уже привык, что каждый пустяк приводит атом иста в возбужденное состояние. Но, присмотревшись к лицу Биронта, к его рыжей взлохмаченной шевелюре, он понял, что на этот раз причина для волнения у того совсем особенная. Дектярев спрыгнул на пол, с хрустом потянулся, поежился.
- Что это мне как будто холодно?
- Идемте же!
Биронт увлек его за собой. Усевшись в кресло и взглянув на атомиста, Николай Николаевич прищурил один глаз.
- Ага, вспомнил, - он поднял палец, - вы сейчас вылитый Паганини. Только вы рыжий, а он был, кажется, брюнет.
- Оставьте в покое своего Паганини! Извольте взглянуть на приборы.
- Откуда это все-таки дует?
Теперь геолог явственно ощутил на своем зачылке прикосновение прохладной струйки воздуха. Стало быть, это было не только сновидением.
- Мы вошли в зону К-захвата электронов.
- Что? В четвертую геосферу?
Нить глубиномера перешагнула внушительное число "1200". Давление приблизилось к восьмидесяти миллионам атмосфер.
- Ах, зангезур-занзибар, - пробормотал Дектярев, - так действительно можно проспать все на свете. А вы, значит, бодрствовали?
- Нет, меня разбудил холод. Я замерз под своим одеялом.
- Наверное, что-то стряслось с охладительной системой.
- Не думаю.
- Почему?
- Потому, что моя теория переохлаждения дает более простой и ясный ответ. Смотрите. Подземоход движется среди особенно плотного потока мезонов и позитронов. Давление давно расправилось с молекулами, как до того уничтожило ваши ультракристаллы.
- Почему именно мои?
- Не перебивайте, пожалуйста! Именно с вашими кристаллами. А теперь оно деформирует электронные оболочки, переводит вещество в его пятое состояние. Химические элементы теряют свои валентности, становятся инертными.
- Ну, ну, понимаю, дорогой Валентин Макарович. Электроны вынуждены перескакивать с внешних орбит на внутренние, и кое-кто из них оказывается на К-орбите, самой близкой к ядру. И тогда возможен захват электрона ядром.
