Пол Андреотта - Сладкий вкус огня
Есть те, кого можно обмануть (...надо немного отдохнуть... побыть два-три месяца одному... ну конечно, Ким согласна, мама...), и те, кому надо сказать правду. Как говорит Гурджиев, есть материальный вопрос ("Я оставил в банке достаточно денег. На следующий квартал хватит. Потом?.. Ну, мы посмотрим. Да, дорогая, страховка оплачена") и есть боль.
С Ким мы говорили и спорили каждую ночь. Иногда со слезами, иногда с гордым безразличием. Часто мы говорили друг другу больше, чем следовало. Потом опять любовь и слезы. Сожаления, и эта ужасная ностальгия. Колебания и наконец упреки. Что сказала она однажды вечером, три года назад, или что сделал я в то утро, или что мы забыли сделать или сказать. И опять язвительные слова - или смех, презрение, безразличие, нежность, сожаление, отчаяние. Этот механизм не знал сбоев. Пускаешь стрелу, и мишень летит ей навстречу.
- Почему бы тебе не съездить на два-три месяца?
На испытание.
- Ну...
- Испытательный срок ты имеешь в виду?
- Зачем все разрушать? Послушай, Серж, я сегодня думала. Так иногда говорят: оставлю все и уйду. Но ты не можешь оставить самого себя.
- О, избавь меня...
- Я хочу сказать, тут просто книжная романтика...
- Ким, пожалуйста! Это так мучительно для меня.
- Бедняжка, Извини, пожалуйста, что я причиняю тебе боль...
- Избавь меня от твоего сарказма, ради Бога.
- Я просто думала, что ты меня еще немного любишь и... что ты...
Рыдания не давали ей закончить, и около трех часов ночи она принимала снотворное. Я не принимал, потому что не хотел спать. Мне казалось, что это означало бы уходить от нее дважды. Я долго наблюдал, как она лежит, завернутая в тонкую пелену сна. "Она спит не так, как другие, - думал я. Может, только она и умеет спать правильно". И я вспомнил...
В то лето бессонница, которая всегда преследовала меня, достигла тревожных размеров. Декамп испробовал все препараты, оканчивавшиеся на "ал" и "иум". Ничто не помогало. Потом однажды вечером в Антибе во время отпуска рядом со мной в постели появилась Ким. Я ощущал волны, которые исходили из ее тела и проникали в мое, принося блаженное ощущение покоя и расслабленности. По утрам я вставал юный, как Адам при сотворении мира. Иногда в середине ночи я открывал один глаз, и где-то в моем мозгу маленькая клеточка шептала: "Прижмись к ней". Спокойно, клетка, не говори ничего, а то я проснусь. И сон снова наплывал на меня.
Рассвет пробивался сквозь шторы. Должно быть, я задремал под утро, потому что меня вернул из небытия звонок консьержки. Прежде чем встать и собрать почту, я долго лежал в кровати, смутно сознавая, что хотя у меня под одеялом есть ноги, руки и все остальное, я совершенно утратил способность управлять ими, не говоря о мыслях, которые ползали по полу, как тараканы.
Но внезапно одна из них укусила меня и пробудила к деятельности. Сегодня утром должно прийти письмо от Терезы. Они приходили не каждый день и были очень странными. Например:
"Мне всегда хотелось построить забор вокруг дома и парка. Лучше всего стену, но это слишком дорого. Недавно я видела в "Лями де Жарден" объявление: продается готовый забор - его нужно только поставить. Я все измерила своими шагами. Получилось семьсот тридцать пять ярдов. Не мог бы ты посмотреть, как он выглядит, и привезти сюда на поезде? Он не займет много места - там только столбы и какая-то очень прочная решетка, которая легко сворачивается".
Последняя фраза была написана настоящими каракулями, потом письмо опять стало очень аккуратным, как будто ее почерк обрел второе дыхание. "Знаешь, что я говорю себе: - Этот забор будет нашим обручальным кольцом, он окружит дом, парк и наше счастье".
Вечером того дня, когда я ходил смотреть забор, меня ожидал сюрприз.
- Я не буду сегодня к обеду, - объявила Ким.
- Почему?
- Что значит "Почему"? Меня не будет дома, только и всего.
- С кем ты будешь?
- Какое это имеет значение? С одним человеком из нашего офиса.
- С Ланжером?
- Да, с Ланжером. Как ты догадался, дорогой?
Боже, как она была хороша, когда совершала свой пчелиный танец перед зеркалом: шаг вперед, шаг назад, шаг в сторону, осматривая себя и добавляя последние штрихи к этой восхитительной картине - и все для Ланжера!
- Конечно, он долго ждал тебя.
- Лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Она взяла сумочку и убедилась, что все ненужные вещи на месте.
- Что ты будешь делать, дорогой? В холодильнике есть ветчина и немного пива. Мне надо лететь, я опаздываю.
Я впервые познал поцелуй неверной жены. Как будто черная муха села на подбородок. Потом Ким скользнула в лифт, словно в раскрытую постель.
Вернулась она в три часа ночи слегка пьяная, сверкающая и ледяная одновременно.
- Ты спишь?
- Я не могу спать.
Ей потребовалось не меньше часа, чтобы раздеться и приготовиться ко сну. Все это время она напевала.
- Ты изменила мне? - спросил я, когда она, наконец, легла в постель.
- Я пыталась, дорогой, но мне не удалось...
- Что это значит?
- О, никаких анатомических подробностей. На самом деле мне это удалось. Спокойной ночи.
- Ты не могла подождать?
Уже засыпая, она издала невнятный звук, как будто спрашивая: "Подождать чего?"
Остаток ночи я провел, пытаясь убедить себя в том что это не имеет для меня никакого значения. Все к лучшему, мой мальчик. Живи день за днем, как во время войны. Думай о чем-нибудь другом. Например, о Терезе. Этот забор действительно хорош. Семьсот тридцать пять футов, нет - ярдов. Три фута на ярд. Это будет - трижды пять - пятнадцать, один в уме. Трижды три девять, и один - десять, трижды семь - двадцать один, и один двадцать два - две тысячи двести пятьдесят футов. А сколько ее шагов?
Наутро я вновь привел мир в движение. Немного воздуха, немного воды. Немного физических упражнений. Немного виски. Кусок мяса - и вперед, с веселой песней. Улыбочку. Спасибо. Еще раз... Потом был ленч с Канавой.
- Это действительно крупное дело, Серж. Я хочу, чтобы ты знал.
- Весьма признателен.
- И мне хотелось включить тебя в игру... Секунду. Меня не интересуют твои личные проблемы. Послушай: Лакруа пустил в ход свои связи. И еще Дюсюрж. Понимаешь, чем это пахнет?
Для наглядности он стал чертить вилкой по скатерти. Девять пересекающихся треугольников, пять указывают вниз, четыре вверх. Внутри четыре концентрических круга, в свою очередь содержащие квадрат с четырьмя замкнутыми устьями. Идеограмма. Мандала. Лабиринт, из которого Канава наконец нашел выход: путем разделения, выщепления, резкого изменения общественного мнения, молчаливых соглашений, умно построенных бесед и маккиавелиевых комбинации. Через два месяца появится на свет новая газета. И ему предложили стать редактором.
