Брайан Олдис - Босиком в голове
— Яан, ты где? Папа, папа, иди сюда!
С недвижного бастиона своего резного кресла она следила за жизнью дома. Все здесь было недвижно, но в самой этой недвижности она ощущала сильнейшую вибрацию жизненного начала, которая была столь мощной, что ей приходилось бороться с нею, так, чтобы она не стала явной для посторонних глаз. Она услышала, как внизу зазвенели ключи и залязгали щеколды их хитроумных запоров. Это он. До того момента, когда он появится здесь, пройдет уйма времени, она успеет принять другой образ, образ живой. Тысячелетие проходило за тысячелетием, а ключи продолжали скрежетать в замочных скважинах, о чем извещали ее микрофоны всех пяти комнат. Она легко соскочила с кресла, встретилась взглядом с каждым из своих отражений в веренице зеркал и, проскользнув в туалет, заперла за собой дверь, одновременно дернув за ручку унитаза. Этот звук должен был убедить его в том, что она нормальная, что она осталась такою же, какою была и всегда. Обычная земная женщина. Вода гневливо зашумела. Когда-нибудь она затопит весь этот дом.
Каждый раз, когда он возвращался домой, он слышал этот звук. Он повесил свою мокрую куртку на вешалку, повернулся к двери и обнял свою жену, безмозглое ее тело. Его губы коснулись сухих плотно сжатых губ Марты, провели касательную к упрямому их изгибу. Он вошел в комнату, и мебель задрожала мелкой дрожью, зоны безмолвия остались в прошлом; тут же с улицы послышалось непристойное хрюканье землечерпалки, рывшейся неподалеку. Кругом какое-то паскудство.
— Что нового?
— Я никуда не ходила. Все дело в машинах. Если сказать честно, то…
— Но ведь нельзя же целыми днями сидеть дома!
— Там так страшно. Даже нарциссы стали…
Он подошел к панели управления телевизионной системой и переключил ее на Брюссель. И тут же от экранов повеяло чем-то теплым, живым. Сорванные решетки, какие-то окна. Наплыв. Камера словно под водой — похоже, у оператора трясутся руки, — все смазано. В отличие от Германии здесь до сих пор существует какое-то правительство. Страна не то чтобы процветает, но живет полноценной жизнью. Да, да — это же конкурс красоты! Гордо вышагивающие девицы в бикини — огромные бюсты, такие же огромные задницы, здесь же куча старух — лет по семьдесят, не меньше — дряблые, безобразные тела, морщины. Вон как одна из них вопит, наверное, приза требует. Со всех сторон безумные толпы. Оркестр. Играет — нет, нет, конечно же, это не «Пункт Икс»! Он посмотрел в лицо Марте, улыбнулся и взял со столика сложенную вчетверо газету. Неистовство звуков, а ведь комната ее толком-то и проснуться еще не успела…
— Я смотрю, ты даже и в газету не заглядывала.
— У меня на это времени не было. Слушай, Яан…
— Я весь внимание.
— Да нет, это я так. Как там в Аахене?
— Завтра этот британский святой Чартерис будет проезжать через Аальтер. Самый настоящий крестовый поход — представляешь? Как тебе такое известие?
— А кто он такой, этот самый Чартерис?
— Мне завтра на службу выходить с самого утра.
— Скажи мне, Яан, ты что, действительно считаешь его…
— Он — великий человек.
Не поднимая глаз. Пиратство на Адриатике. Адриантике. Новый океан, неведомый допсиходелическому человечеству. Открыт намедни. Мы теперь и не такое открываем. Одно не совсем ясно — есть ли в этом хоть какой-то смысл?
— По крайней мере, в том, что он святой, не сомневается уже никто.
На четвертой странице он нашел короткую заметку. Новый Крестовый Поход. Народ приветствует провозвестника мультикомплексной жизненной стратегемы. Из затерянного в индустриальной английской глубинке Лофборо в мир явилось нечто по-настоящему неожиданное. Как сообщает наш лондонский корреспондент, мы имеем дело с новым стиральным средством, содержащим некий психомиметический ингредиент, обладающий мультикомплексной природой. Уроженец Югославии Колин Чартерис как сообщают участники марша он происходит в абсолютной темноте что не позволяет судить о степени углубленности и это говорит вся Фландрия. Никаких тысяч — все куда скромнее. В начале колонны рефрижераторы — они были в Остенде сегодня в четыре пополудни. Дальнейшее движение колонны намечено на завтра. Как заметил один обозреватель, несколько сот васпожираторов пронесется завтра через Аальтер, не сбавляя скорости. Надо немедля обзвонить все посты, иначе мы завтра бед не оберемся. Режим постоянной готовности начиная с пяти утра. Еще надо позвонить в больницу — пусть готовятся к приему раненых. Тут как раз такой момент — неплохо бы рвение выказать. Второй раз такого уже не будет. Агония тел, немыслимые судороги, дорога усеяна стеклом, искореженные стальные чудища сшибаются друг с другом снова и снова. Бррррр. Неужто в эти убийственные годы кому-то есть дело до бабочек-белянок? Боже, пронеси этот ужас мимо!
Лежат на своих хрупких ложах, расстояние между кроватями пятьдесят семь и девять десятых сантиметра. Ширина разделяющей их пропасти. Темнота, система слежения отключена, но это ничего не значит — связи сохранились, а все определяется именно ими — просто система задремала. Когда-нибудь она оживет и покажет то, что произойдет здесь однажды ночью, когда комнаты наполнятся мерцающими потоками и блеклые обои обратятся деревами, шепчущими на ветру твое имя, и бледная, как сама смерть, русалка отодвинет полог, и зеленые липкие косы ее упадут на твою подушку… Он сел и затряс головой. Новые неведомые Конинкриику вибрации гуляли по его сознанию. Они нечто воспроизводят или, наоборот, они являются производной чего-то еще — впрочем, это совершенно неважно — важно то, что они наличествуют здесь и сейчас. Может быть, по транспортной артерии идет тяжелая техника, от которой сотрясается вся округа; может быть, его артерии забиты шлаками настолько, что его несчастное сердце уже не справляется со своей работой, замирая от ужаса при мысли о том, что его ждет коронарный тромбоз. Если он разбудит Марту, вместе они скорее разберутся в том, что происходит на самом деле, но это практически лишено смысла, поскольку никакой практической ценностью знание это обладать не будет. Все как-то сместилось, поплыло, расплылось… Он уже не помнил, как выглядел тот прежний мир, он воспринимал лишь островки событий и их результирующие, никак не связанные между собой, разрозненные… Лофборское послание о мультикомплексной природе всего и вся уже гуляет по миру — болезнь опережает своего пророка. С этой мыслью Яан Конинкриик вновь погрузился в пучину зыбких неверных снов.
На темной сырой набережной Остенде стояли они. Анджелин рыдала в объятиях Чартериса. Волны времени набегали одна на другую и, шипя, отступали в стихию, их породившую. Траурная песнь «Эскалации»: «Но «форд-кортина» одним прыжком ее настиг». Костер вот-вот погаснет. Машины — сплошной оп-арт, половина краденые. Вокруг красной «банши» и дальше вдоль бульвара — толпы поющих бельгийцев. Пробуждены его речами. Возбуждены. Музыка.
