Александр Борянский - Время покупать черные перстни
Старик-сторож, пропуская нас, сердобольно сипел:
— Счастливенько доехать, дураки. Эх, дома-то, небось, вам трудно будет. Вертайтесь давайте. Мы зла не помним. У нас-то тут с вами как с людьми…
— Дураки! Свобода! — звонко прокричал на выходе Сан Саныч.
А часовые так и продолжали расхаживать по периметру.
— Они что, и пустой барак охранять будут? — спросил я Зонова.
— Зависит от вас. Или месяца через три все здесь снесут, или я приведу сюда новую партию гениальных неудачников.
— А эти зачем? — кивнул я на его «сопровождающих».
— Любая деспотия рано или поздно оборачивается против своих же создателей, — не без горечи усмехнулся Зонов. — Вас-то им отпустить приказано, а меня, на всякий случай, наоборот — арестовать. До прибытия комиссии и окончания разбирательства.
— И когда оно закончится?
— Когда вы пришлете мне свои подтверждения.
— А вы уверены, что пришлем?
— Поживем — увидим.
— Рисковый вы человек, Зонов, рисковый, — встрял Жора и злорадно мне подмигнул.
Я внимательно посмотрел на воинов. Очень они были молодые и очень сердитые. Наверное, других лиц и не может быть у солдат, которые ведут под конвоем своего вчерашнего начальника.
Мы протопали через пустырь, вышли к лесу и двинулись по узенькой тропке, которая привела нас в конце концов к автостраде. Верный себе Жора продекламировал анекдот: «Штирлиц шел по лесу и увидел голубые ели. Пригляделся, голубые еще и пили».
«Вот и все, — подумалось мне, — кончилась моя командировочка».
— Вот и все, — словно прочел мои мысли Зонов. — Отсюда до вокзала ходит «Икарус». Остановка, правда, далеко, но автобус всегда пустой, если помашете — возьмет. Всего доброго.
Он повернулся и двинулся назад к лесу, но остановился и оглянулся, услышав визг покрышек об асфальт. Это тормознула прямо перед нами желтая «Волга»-такси, примчавшаяся со стороны вокзала. Тоненькая, изумительно красивая девушка, хлопнув дверью, легко побежала к нам.
Элька?
— Элька! — крикнул я, и она тигренком прыгнула на меня, повисла, обхватив за шею. «Славка, Славка — обезьяна…», и мы стояли так, замерев, наверное, лет двести.
— Как ты меня нашла?
— Я не знаю. Я как будто вспомнила. Я сидела позавчера в библиотеке и как всегда про себя с тобой разговаривала. Потом задремала, а потом вдруг вспомнила. И где ты, и что с тобой… Я сразу на вокзал и сюда. Господи, да на кого же ты похож, как ты похудел!.. А это — Зонов?
Он вздрогнул и окончательно обернулся, вскинув удивленные брови. Воины жадно разглядывали Эльку и, кажется, даже немного оттаяли.
— Эй, Костя, — крикнул я бородачу в джинсах с рюкзаком за спиной, — слышишь: была обратная связь, была телепатия!
Но он, оказывается, уже и сам расслышал Элькины слова и обо всем догадался. Два бородача обнялись, по-братски стуча друг друга ладонями по спинам. Потом Костя полез во внутренний карман куртки и окликнул все еще глядевшего на нас Зонова:
— Подождите, Григорий Ефимович, я сейчас…
Он достал из записной книжки сложенный вчетверо бланк, сел по-турецки прямо на холодную, чуть припорошенную снегом землю и принялся, развернув, торопливо заполнять его. А Костин «брат-близнец» сперва нахмурился, потом пожал плечами, а потом плюнул, махнул рукой и полез в рюкзак.
— Эх, лирики, лирики, — осуждающе произнес Жора, — и изобретение-то у них какое-то лирическое…
А я подумал: «Завтра все, что здесь пережито, покажется забавным приключением. А прибор мой, гениальный мой прибор будет красоваться на столе у шефа, и ребята будут хлопать меня по плечам, радуясь за меня и завидуя мне, и шеф скажет: «Ну, добре, добре…»
И я осторожно поставил Эльку и сказал ей: «Погоди-ка минутку…»
Эпилог
Минуло уже почти два года, и вся эта история, как я и предполагал, почти начисто выветрилась из моей головы. В памяти осталось только смешное и приятное. Таково, видно, свойство памяти. К тому же лично для меня итоги изложенных выше событий стали самыми положительными: во-первых, со дня возвращения в институт мои дела там резко поправились (сейчас я уже заведую лабораторией), во-вторых, мы с Элькой окончательно убедились, что жить друг без друга не можем, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Все бы ничего, но с месяц назад в нашем институте я повстречал Зонова. Он выходил из директорской приемной. Он, естественно, не узнал меня, сам же я не горел желанием возобновить знакомство. А вчера я вдруг обратил внимание на странное копошение людей и машин вокруг территории института, которое продолжается уже несколько дней: роется траншея, подвозятся бетонные плиты. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что институт обносится забором. Очень серьезным забором. Кто знает, может быть, и с колючей проволокой. Эти два события — встреча с Зоновым и строительство забора — как-то неприятно срезонировали в моем сознании.
Я, конечно, понимаю, что превратить наш институт в еще один НИИ ДУРА невозможно, хотя бы потому, что здесь, в городе, живут его сотрудники, их семьи. Но кто знает, что этот тип выдумал на этот раз? Может быть, не стоило нам тогда поддаваться чисто человеческому порыву — радости обретения свободы и жалости к тому, кто ее лишается?..
Степан Вартанов
Квартирант
К звездолету Андрей вышел под вечер. Прежде чем спуститься в долину, он постоял несколько минут на перевале, любуясь местностью. Заходящее солнце, совершенно по-земному окрасившее облака на западе, давало еще достаточно света, чтобы разглядеть фантастический пейзаж. Такое впечатление, словно идешь по дну моря, поросшему губками, анемонами и кораллами. Стояла полная тишина, хотя — Андрей хорошо это знал — в коралловом лесу кипела жизнь.
Поправив на плече видеокамеру, космонавт направился к конечной точке своего путешествия.
Собственно, ожидавшее его устройство называлось звездолетом лишь по традиции. Реально же в долине стояло трехметровое пластиковое яйцо — предельно облегченный межзвездный, но все-таки немножко несерьезный транспорт…
Задраив внутреннюю дверь шлюза, Андрей с наслаждением освободился от скафандра и направился к пульту. Пройдя мимо пилотского кресла, он набрал на клавиатуре команду предстартовой подготовки и, не глядя, сделал шаг назад…
…Сколь бы безопасными ни сделал космические перелеты всемогущий прогресс, реакция и физическая подготовка по-прежнему сохранили свое значение. Во всяком случае, Андрей успел отскочить. Сухо лязгнули челюсти, раздался хруст и угрожающее шипение.
