Бернард Беккетт - Генезис-2075
— Душа — самая древняя из ваших Идей. Каждое существо, обладающее сознанием, понимает: у него еще есть тело, которое не вечно, и осознает — впереди конец. И разум, вынужденный осмыслит ждущую впереди пустоту, совершает чудо: придумывает душу. Представление о душе можно отыскать в любом племени, в любой традиции, будь она философской или религиозной. На западе Платон придумал формы, у Аристотеля были сущности. Идея души воскресла вместе с Христом — ты уж прости мой каламбур, а потом со своим самобичеванием на нее навел глянец святой Августин. Даже на рассвете века рационализма Декарт не нашел в себе сил прогнать душу из ее уютного гнездышка. Дарвин сорвал покровы, но оказался слишком труслив, чтобы взглянут на открывшееся его взору зрелище. Потом, на протяжении двух сотен лет вы следовали его крайне неудачному примеру.
Вы цепляетесь не за сознание, поскольку, как я тебе показал, смоделировать его довольно просто. Людям хочется вечности. С того самого момента, как вам обещали бессмертную душу, вы не можете отвести от нее взгляда. Вы говорите о душе и тем самым кричите о страхе, что довлеет над вами. А Мысль, процветающая во времена ужаса, — это Идея того, что с вами ничего не случится. Душа дает утешение, а в ответ требует лишь одного — пребывать в неведении дальше. От такой сделки вы просто не в силах отказаться. Именно поэтому ты бранишь и хулишь меня. Все потому, что боишься правды.
— Я не боюсь, — ответил Адам.
— Врешь, — мягко, но вместе с тем настойчиво отозвался Арт.
— Я не вру, — возразил Форд, невольно повысив голос.
— Не мне. Себе. Ты боишься. Адам взорвался:
— Я не боюсь! — взревел он. Вены не его шее вздулись. Но крошечной комнате, отражаясь от стен, пошло гулять эхо, которое быстро стихло, будто бы подчеркивая беспомощность слов.
Человек и робот уставились друг на друга. Первым не выдержал Адам. Он медленно повернулся и пошел к креслу. Движениями — намеренными, но вместе с тем какими-то неуверенными, словно он все еще оправлялся от шока.
— Все, закрыли тему. Мы сказали все, что можно.
— И что именно ты сказал? — поинтересовался Арт.
Голограмма закончилась. Сейчас, вновь просмотрев ее, Анакс понимала, сколь провокационным кажется ее видение событий. Тогда как все считали, что Адам до конца стойко придерживался своих взглядов, она показала его раздавленным. Неуверенным. Открытым.
Экзаменатор: Анаксимандр, настала пора сделать последний перерыв. Когда испытание возобновится, вас попросят объяснить, как в свете этой принципиально новой интерпретации исторических событий следует понимать Финальную Дилемму. Впрочем, вы, несомненно, к этому готовы.
Анаксимандр: Конечно.
Экзаменатор: Пока ждете, можете подумать вот еще о чем. Вы должны объяснить, зачем хотите поступить в Академию.
* * *Двери разъехались в стороны. Анакс, пятясь, вышла из помещения, согласно обычаю склонив голову в знак уважения к комиссии.
«Вы должны объяснить нам, зачем хотите поступить в Академию». Очевидный вопрос. Настолько очевидный, что ни ей, ни Периклу не пришло в голову продумать на него ответ. Анакс почувствовала как где-то внутри пузырем поднимается страх. Собрав волю в кулак, она овладела собой и сосредоточилась. Все очень просто, ведь так? Зачем поступают в Академию? Потому что все хотят туда попасть. Если ты этого не хочешь, значит, с тобой что-то не так, и ты попадаешь под подозрение.
Нет, это слабенький ответ. От соискателя Экзаменаторы ожидают большего. Анакс мерила шагами комнату, представив рядом с собой Перикла, который задает ей вопросы. «Начни с самого начала, — сказал бы он. — Чем занимается Академия?» Анакс попробовала сформулировать ответ. Академия управляет обществом. Именно благодаря ей оно достигло современного состояния. «А что есть наше общество?» — раздался в ее воображении голос Перикла. Анакс поняла. Для того чтобы объяснить, почему ей так хочется попасть в Академию, она должна сначала рассказать, как сильно она любит нынешнюю эпоху, самую счастливую из всех эпох в мировой истории.
Недостатки Республики представлялись Анакс очевидными, точно так же как и недостатки того общества, на смену которому она пришла. Мир, существовавший до нее, пал жертвой собственных страхов и суеверий. Перемены происходили слишком быстро. Религиозные верования становились все сильнее, границы между нациями — все более закрытыми. С течением времени человек все больше утрачивал индивидуальные черты: его статус определялся принадлежностью к тому или иному классу, национальности, расе, религиозным убеждениям, поколению. Страх наступал на человечество как вода во время прилива.
Арт был прав. В конечном итоге смерть является мерой жизни. Мы все охвачены ужасом, осознанием приближения неизбежного конца. Страх вечен, от него не избавиться, он лежит, затаившись, и ждет, когда ему представится возможность вынырнуть на поверхность.
Перемены несут в себе страх, а страх несет разрушение и гибель.
По большому счету, создание Республики было попыткой решить иррациональную задачу рациональными методами. Законодательный запрет любых перемен, по мнению основателей Республики, должен был приостановить упадок духа. Уничтожение личности, погребенной под гнетом государства, должно было повлечь искоренение страхов, от которых страдал индивидуум. Сейчас понятно, в чем заключалась задумка основателей Республики, однако с высоты пройденных лет стало очевидно: государство, способное своим гнетом полностью подавить личность, невозможно создать в принципе. Страхи, которые испытывает отдельно взятый человек, всегда найдут выход и вырвутся на свободу. Как это произошло с Адамом.
Проблему удалось решить только сейчас, когда настала эпоха Академии. После Великой Войны наступили покой и мир.
Анакс вспомнила, как ее воспитывали в детстве, как она жила. Ее друзья относились к ней с уважением, и она платила им тем же. Учителя были к ней добры, а за работу Анакс бралась с радостью. Работа не казалась бременем, ведь теперь у каждого было много свободного времени. На улицах и днем, и ночью было безопасно. Всем и каждому доверяли, никто не накладывал ограничений на жаждущих знаний. Чтобы увидеть все это, Анакс хватило одного-единственного взгляда. Разве ей попытались ограничить доступ к документам по делу Адама Форда, когда стало ясно, что ее изыскания ставят под сомнение официальную точку зрения? Нет. Страх никуда не исчез, от него нельзя было избавиться, но теперь в противовес ему появились новые возможности, которыми могли воспользоваться члены общества. И в этом была заслуга Академии.
