Александр Мееров - Защита 240
Бобров засел за изучение документов Никитина. Самым непонятным для капитана оставался факт перевода Никитина из Москвы в филиал. Никитин жил и работал в Москве. Каковы причины его перевода? Этот вопрос заинтересовал капитана сразу же, как только он занялся расследованием. Теперь, наконец, документы получены. Выяснилось, что о его переводе настойчиво хлопотал Протасов. Странно. Сам Протасов работал в Москве и только по временам выезжал в Петровское. Зачем ему понадобилось беспокоиться о переводе Никитина в филиал?
Количество недоуменных вопросов возрастало.
Вечером стало известно, что на работе поисковых приборов отражается и присутствие Никитина дома.
В одиннадцатом часу вечера капитану доложили, что Никитин ходил к карьеру. Он вышел на улицу не через калитку, а пробрался огородами. В темноте, осторожно переступая через канавы, перелезая через плетни, он прошел на выгон. Все время оглядываясь, проверяя, не следят ли за ним, подошел к карьеру. Сначала у помощников Боброва, наблюдавших за Никитиным, сложилось впечатление, что он решил кратчайшим путем добраться до железнодорожной станции.
Здесь когда-то проходила узкоколейка. По временной линии узкоколейной дороги день и ночь сновали вагонетки, опрокидывая, в карьер ковши с пустой породой с ближайшего завода. Этим путем пользовались несколько лет тому назад, а теперь он засыпан. Узкоколейка перенесена дальше.
Что понадобилось здесь Никитину?
Он прошел по узкоколейке и на середине почти совсем засыпанного карьера свернул в сторону. Никитин долго бродил по заросшему бурьяном участку, петляя, появляясь из-за темной высокой травы то в одном, то в другом месте.
Возвращался он также напрямик, брел, не разбирая дороги.
Весь день Никитин не мог успокоиться, вспоминая утренний разговор с Женей. Еще минута - он сказал бы ей, и тогда... Если бы не срочный вызов к Зорину, он назвал бы _его_ имя. Но зачем это? Ведь никто не может узнать!..
Никитин нервно ходил по комнате, останавливался у закрытых ставнями окон и прислушивался. Тревожил каждый шорох. Зачем начал этот разговор с Женей? Нет, нет. Ей надо сказать. Только она, любящая, чуткая, нежная, может... Она искала его все утро, беспокоилась... а может быть, и она... Сегодняшний вызов к академику. Отнести записку Резниченко. Почему понадобилось Зорину именно его послать по такому пустяковому поводу? Что хотят от него? Следят! Вот и в карьере... А может, и не следили, тоже показалось?.. Хорошо, что там все в порядке, все на месте. В течение многих лет, прошедших со дня той встречи, рельсы узкоколейки много раз переносили все дальше и дальше, и теперь вагонетки ссыпают породу уже далеко, а там... Бурьян, тишина. Ничего не разрыто и... и все же следили, наверное. Зачем пошел, зачем понадобилось идти туда? Ведь и это не принесло успокоения.
Никитин подпер голову руками и долго смотрел на портретик Жени, в скромной рамочке стоявший на столе.
Женя! Она появилась в его жизни уже тогда, когда все было давно позади, когда прошло уже много времени со встречи на узкоколейке и казалось, что можно спокойно жить.
Женя! Никитин вынул блокнот из кармана и стал просматривать свои записи. Улыбка, смятенная и все же радостная, появилась на его бледном, измученном за последние дни лице. "Познакомился с Женей, стал делать записи в блокноте!" Он нашел его как-то среди старых, уже не нужных книг. В чистеньком аккуратном блокноте появилась строчка: "Женя. Апрель, двадцать первое". И все. А хотелось написать так много, хотелось рассказать о любви к ней. В блокноте стали появляться строки поэтов, хорошо писавших о великом, всепобеждающем чувстве. В нем лежали две фотографии Жени и маленькая, почти совсем почерневшая фиалка. С фотографии смотрели веселые, лукаво прищуренные глаза. Женя! Задорная, такая милая улыбка и непослушные вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под белого ажурного платка... Как было хорошо тогда, в апреле... Тогда казалось, что все-все позади и можно жить и любить!
Все ушло и даже она... Нет, нет! Надо обо всем написать ей. Она любит, конечно, любит, она поймет!
Никитин вырвал из блокнота несколько листков и начал:
"Женя!
Я не могу больше! Я должен сказать тебе все. Меня обязывает к этому любовь к тебе. Любовь властно вошла в мое одиночество, охватила всего меня, просветлила душу. Весь мир заиграл другими красками - светлыми, яркими. Дни не омрачались больше тягостными воспоминаниями. Прошло то время, когда я каждый наступающий день встречал со страхом и провожал с облегчением: "сегодня никто не пришел". Я уже был спокоен, я считал, что цепь оборвана и вот теперь снова..."
Да, теперь снова. Когда же _это_ началось? Когда _это_ появилось? Никитин перебирал в памяти все до мелочей. Перо было отложено, листки забыты, и он силился вспомнить, когда _так_ стали смотреть на него! Перебирал все свои поступки, слова, даже жесты и выражения, но не в силах был припомнить ничего такого, что могло бы повлиять на отношение к нему сотрудников. Он не мог вое становить, с какого именно момента все это началось. Он даже не мог определить для себя, _что_ началось, но _начало_ чего-то он чувствовал определенно. Настороженность, какое-то особенное внимание к нему. Это трудно объяснить, но он чувствовал на себе глаза сотрудников. И снова болезненно сжался комочек внутри, и снова, как в те дни после последней встречи на узкоколейке, стало страшно. Нет, страшнее. Во много раз страшнее - ведь тогда в его жизнь еще не вошла Женя. А теперь?..
Никитин снова схватил перо, и оно нервно забегало по листкам блокнота:
"...Женя! Ты открыла для меня другой мир. Я уже не бродил в темноте. Ты принесла мне счастье! В моей жизни вспыхнула светлая полосочка, и вот она должна угаснуть. То, что творится сейчас вокруг меня..."
Никитин вздрогнул. За стеной что-то зашуршало, показалось, что кто-то скребется в ставню. "Следят! Везде следят. Наверное следили, когда ходил к карьеру, наверное догадались".
Мучительно захотелось пойти опять к карьеру. Проверить - будут следить или нет? Но это глупо и, главное, рискованно. Снова принялся за письмо. Много раз отрывался от него и все чаще прислушивался к шорохам и стукам в доме, в саду, на улице. В письме никак не удавалось подойти к главному. Чаще и чаще мелькала тревожная, больная мысль: "А может быть, и Женя... ее предупредили, и она не может ему ничего сказать, она тоже следит... Искала его все утро, явно хотела встретиться после работы..." Ему удалось увильнуть, пройти домой, не столкнувшись с ней... Неужели и она?!.
Скрипнула калитка.
Никитин потушил свет и прильнул к щелке в ставне. В темном палисаднике мелькнула какая-то тень.
"Зачем потушил свет? Ведь это только лишняя улика. Волнение может выдать. Надо держаться до конца. Еще не все потеряно. Ведь никто ничего не может узнать".
