Фёдор Крашенинников - После России
В качестве одиозного, но совершенно безвредного в практическим смысле оппозиционера он стал популярен у власти – в качестве мальчика для битья. Его регулярно звали на мероприятия «Единой России», во всевозможные патриотические клубы и на учебные семинары, ему казалось – за полемический задор, но на самом деле этот лысеющий, плохо одетый мужчина с клочковатой бородой как нельзя лучше соответствовал карикатурному образу оппозиционера.
В конфликте России с Украиной Жабреев, естественно, целиком встал на сторону последней и договорился до того, что призывал своих читателей вступать в украинскую армию или хотя бы слать туда деньги. Здесь у него впервые начались серьёзные проблемы, его вызывали в ФСБ и даже хотели судить, но в итоге обошлось. Свои страдания он использовался по максимуму, написав об этом много-много слов и дав несколько интервью расплодившимся украинским сайтам. Впрочем, постепенно он отошел от опасной темы и занялся туманным теоретизированием и публиковал мрачные пророчества о скором неминуемом распаде страны.
Так Жабреев встретил последнюю осень России.
Обычно в это время изрядно подмораживало. Но «в тот год осенняя погода стояла долго на дворе», и даже в конце октября дни выдавались замечательные. Михаил Сергеевич поздно лёг – писал очередную главу книги «Упразднение России». Несколько опубликованных в Сети глав спровоцировали бурную полемику, поэтому он решил написать максимально возмутительную книжку о том, что для всеобщего счастья и блага никакой России не нужно вообще. Как минимум она должна была принести славу, а как максимум – стать поводом для эмиграции, которой, как ему казалось, уже не оставалось альтернатив.
Он включил телевизор и случайно наткнулся на срочные новости. За внешним спокойствием диктора и складностью произносимых слов чувствовалось напряжение. Михаил Сергеевич уже столько лет пророчествовал гибель России, что настоящей агонии не заметил.
Когда по всем каналам зачитали обращение Международной военной администрации ООН, Михаил Сергеевич понял, что Россия сыграла с ним злую шутку: исчезла раньше, чем он успел предсказать и обосновать это исчезновение в недописанной книге и сделать себе на этом имя. Он впал в депрессию, тихонечко запил и вообще перестал обращать внимание на новости. Книгу забросил и стал серьёзно подумывать о том, что в новых условиях весьма кстати будет скорбь по утраченному величию, поиск виновных и призывы к покаянию. Он уже готов был приступить к новой книге, но ему внезапно предложили работу.
Какую именно, он не совсем понял, но особого выбора не было, с деньгами было совсем туго, и он явился по указанному адресу.
К удивлению Михаила Сергеевича, разговор был приятным. Хорошо одетый мужчина со смутно знакомым лицом, представившийся Романом Геннадьевичем, сразу перешел к делу:
– Мы внимательно за вами следим, Михаил Сергеевич, за вашим творчеством. Особенно интересен последний его этап. Вы абсолютно правы, Россия себя изжила! У единой страны нет будущего, да вы это лучше меня понимаете. В ближайшие дни будет провозглашена Уральская Республика. Но есть небольшая проблема: отсутствие идентичности, идеологического базиса для разрыва с Москвой. Сами понимаете, не до того было. Не подготовились. Нам нужен яркий текст – манифест. Мне предложили варианты, но все как-то вяло, казенно. Поможете?
Михаил Сергеевич был возбужден. Электричества не было, но зарядки на его ноутбуке хватило, чтоб написать главный текст в его жизни. Слова полились с невероятной мощью. «Сотни лет московские империалисты огнём и мечом подавляли свободолюбивую уральскую нацию. Но день справедливости настал: кровавая тирания пала. Солнце свободы взошло над Великим Уралом!» – вдохновенно писал Жабреев.
На следующий день он направился в то же здание и, потомившись минут двадцать в холле, вручил новому знакомому флешку. Роман Геннадьевич безотлагательно изучил распечатанный документ и одобрительно сказал: «Отлично! То, что нужно!» Дальше всё было, как во сне. Его привели в хорошо обставленный офис, вручили пухлый конверт, предложили кофе и выдали новейший коммуникатор. Через пару дней, когда Михаил Сергеевич уже подумал, что про него забыли, коммуникатор включился, голос сообщил, что за ним выслана машина.
На открывшемся съезде народов Урала Михаил Сергеевич сидел в президиуме среди хорошо одетых мужчин и женщин. Он лично зачитал свой манифест и, выкрикивая в зал заключительное «Да здравствует Уральская Республика!», увидел поднимающихся с кресел аплодирующих людей. Таким был долгожданный час его триумфа и начала совсем другой жизни.
Изнанка всей этой истории была гораздо циничнее, чем думал сам Михаил Сергеевич. Когда всё было готово к провозглашению республики, Трепаков обнаружил серьёзную проблему: получалось, что среди сторонников суверенитета преобладали давно надоевшие лица вчерашних российских патриотов. Его осенило, что чудаковатый маргинал придётся очень ко двору, чтобы своим рвением добавить спектаклю необходимой живости и достоверности. Он приметил Жабреева на дурацком партийном мероприятии, куда этого чудака пригласили с единственной целью, чтобы будущие кандидаты в депутаты поупражнялись в дебатах с врагами. Держался он хорошо и говорил такие дикие вещи, что Роман Геннадьевич не только запомнил его, но и немного зауважал. Как вскоре выяснилось, идея привлечь его к работе была крайне удачной.
Последующая жизнь Жабреева состояла из бесконечных лекций в различных городах мира, семинаров и круглых столов, телеэфиров и поточного производства духовного продукта, который немедленно становился основой уральской государственности. Михаил Сергеевич сам запустил в оборот формулу «основоположник и виднейший теоретик философии уральской самобытности» и чрезвычайно гордился своей известностью в этом качестве. Он стал и профессором, и академиком, и депутатом парламента – это была совсем другая жизнь, о которой он раньше не смел и мечтать.
После первых известий о мятеже в Рязани Жабреев был немедленно мобилизован, он выполнял спецзаказ правительства, ежедневно сочиняя воззвания и речи с изощрёнными проклятиями в адрес Москвы и гнусных рязанских мятежников. «Снова, как в чёрные годы, движется на нас мутный вал – это цунами зовется „Россия“! Снова нечисть собралась в Москве – но мы не сдадимся! Будь ты проклята, Москва, вавилонская блудница и город позора, город мошенников и сутенёров, край проклятья и земля мерзости!» Он сбивался на библейский пафос, мучительно комбинируя из написанного и проговорённого в предыдущие годы. Резоны биться до конца у него были: председатель КОКУРа Жихов показал ему перехваченный проскрипционный список НОРТа, в котором академик Жабреев значился среди политических и военных лидеров «сепаратистов»: «Этих людей необходимо уничтожить в любом случае!» – так завершалось послание, и Михаилу Сергеевичу стало не по себе.
