Александр Лукьянов - Черная пешка
У распахнутых дубовых створок стояли два монаха в длинных темно-вишневых одеяниях с широкими рукавами и откинутыми на спину капюшонами. Всеслав предъявил им пригласительную открытку, они с уважительным поклоном указали на вход.
За воротами оказался небольшой мощеный дворик с фонтаном в центре. («Откуда столько воды на скале?» – изумился Всеслав.) Рядом с фонтаном – гряды идеально квадратной формы, засаженные лекарственными растениями. По левую руку тянулся ряд одинаковых дверей в спальные помещения, по правую - размещались кухонные и хозяйственные постройки. Впереди возвышался храм.
Саракш, Островная империя
Черный Пояс, о.Бацуза, Острый Отрог Кольцевых Гор,
Монастырь Целителей близ г.Газайца
4 часа 50 минут, Праздник Полей и Зверей, 9591 года от Озарения
Ландыш вчера выстирал рясу, но она за ночь просохла не до конца, сыроватый капюшон неприятно холодил шею. В общем-то, терпимо, только на сквозняки выходить пока не стоит. Старшина Лук распорядился, чтобы служки Ландыш и Полынь, монахи Подорожник и Рогоз сопровождали посетителей монастыря, показывали им все, что те пожелают осмотреть, и давали разъяснения.
-Среди гостей будут два человека, достойных особого уважения. –сказал старшина Лук. –Одна пожилая женщина, не будучи врачом, силой духа излечила более полусотни прикованных к постели больных. А другой мужчина впервые в истории медицины поднял со смертного одра ребенка с раком крови.
Сегодня – особый день. Ровно десять лет назад Буцзасахук Зэ, бывший инженер экспериментального завода сельскохозяйственного машиностроения переступил порог монастыря ордена Целителей и стал служкой Ландышем…
…-Сколько дней пьешь? -спросила Эса, брезгливо сдвигая ногой бутылки.
-Тре…тий… -ответил Зэ, -Или ше… шестой… не помню…
-Все понимаю. Тебе очень тяжело. Но разве этим горю поможешь? Соберись, наконец, Зэ. Родителей не вернуть, так не губи же себя.
-Не губить… Не вернуть… Ни до кого не доходит, Эха, сослу… живи… ца моя до… рогая… Они умерли по моей вине! Хотел было руки на себя наложить, да мало будет, стервецу… И на Остров Правосудия меня, видишь ли, не за что…
-Естественно! Что тебе говорили?
-«Смерть ваших родителей – результат трагического несчастного случая». И добавили, что искренне соболезнуют горю. – безнадежно махнул рукой Зэ. –Дурацкий ром, как вода, трезвеешь от него через час. Там еще есть?
-Нет. –решительно ответила Эса. –Что собираешься делать?
-Попрошу, чтобы ты сходила в магазин за ромом. Деньги там, в шкафе… в шкафу…
-Я о другом: что собираешься делать вообще?
-Ах, во… обще… Знаешь, я ведь договорился, что заберу отца с матерью к себе в город. Чтобы здесь жили. И постоянно откладывал… Они ждали… Ну, вот наметил на прошлые выходные… Машину заказал, чтобы вещи перевезти. А за день до того сошел оползень! Эса, ведь два дома снесло на окраине – пустой соседский и отцовский… именно эти два! Как же мне жить-то, проклятому, а? Только не повторяй, что… не виноват… Виноват! Что во… обще собираюсь делать, спраши… ваешь?.. А уже сделал. Вот, читай письмо. «Община ордена Целителей согласна принять вас…» и так далее… Все вещи распродам и – туда…
…Зэ обошел вместе с монахами вокруг глыбы черного камня, служащей алтарем. Сразу за алтарем в полу виднелось круглое отверстие. В темноту вели каменные ступени На каменной стене позади алтаря были видны очертания ветвистого дерева, вырезанный скульптором при строительстве монастыря. Монахи раздели Зэ догола и дали в руки выдолбленную из куска дерева чашу. На шею Зэ была повязали грубую веревку, знак покорности. Одежду швырнули в очаг слева от базальтового алтаря:
-Это твоя прошлая жизнь. Отныне её больше нет.
Ткань загорелась, треща и выпуская к темным дубовым балкам потолка струи сизого, насыщенного искрами дыма. Одежда превратилась в пепел.
-Завтра утром, после проведённой молитвах ночи, ты наденешь коричневое облачение посвященного.
Кипарис и Клён, настоятели монастыря, сидели на некрашеных деревянных табуретах напротив Зэ и, не отрываясь смотрели на него. Губы Клёна были сжаты в прямую линию. Усталые, глубоко посаженные глаза Кипариса жгли Зэ. Монах неслышно возник у алтаря и ударил деревянным молотом по медной пластине, свисающей на цепи с потолка храма. Глубокое, густое гудение напитало полутьму зала.
-Отведите будущего послушника в келью. -сказал Клён.
Всё те же три широкоплечих монаха в тёмно-коричневой одежде с зажженными лучинами из ароматной сосны встали по бокам и позади Зэ. Монахи двинулись, неслышно ступая по каменным плитам пола. Один из сопровождающих сделал знак, Зэ шагнул вместе с ними, начав с левой ноги, как ему было велено. И голые ступни тут же онемели от прикосновений к холодному полу…
Десять последующих лет вместе с другими служками он работал уборщиком в больницах, чистильщиком на санитарной станции, рабочим в морге и крематории, утилизатором, несколько раз принимал участие в ликвидации эпидемий малярии и дизентерии среди невольников Торфяных болот и урановых рудников Кольцевых гор. Обычно под начало Ландышу давали небольшой отряд рабов и, хотя те оставались для него, свободного гражданина Империи, совершенно чужими, он трудился наравне с ними, берясь за самые тяжелые и неприятные задания. За десять лет служке Ландышу несколько раз предлагали принять обет и стать монахом, а потом, быть может, старшиной, но он всякий раз наотрез отказывался. Больницы награждали его грамотами и благодарственными письмами. Ландыш принимал их с вежливыми поклонами, а потом, не читая, передавал старшине Луку, который аккуратно вклеивал грамоты в толстенный пятьдесят шестой том истории монастыря. За работы платили неплохо. Некоторые монахи числились «временными» и проводили в обители заранее оговоренный срок. Часть заработанных ими денег шла монастырю, другая перечислялась на их счета в банке, чтобы покинувший монастырские стены не оказался без средств существования. Ландыш же просил, чтобы все жалованье до последнего гроша поступало в орденскую кассу. Оставлять монастырь он не собирался.
…Посетителей сегодня было много – человек тридцать. Им показали кельи, кухню, библиотеку, а потом пригласили в молитвенный зал храма. Подорожник зажег лампы с ароматическим маслом, Рогоз рассказывал о строительстве храма и создании мозаик и росписей. Гости благоговейно приблизились к «святой стене» на которой были изображены Покровительница материнства, Укрепительница телесного здоровья и Оберегательница Разума.
