Ярослав Смирнов - Цитатник бегемота
Князь удивленно поднял брови.
— Русскую?.. — недоверчиво спросил он. — Какую это такую — русскую?..
Иван стушевался. Вот ведь- интернационалисты попались…
— Ну, это… родную, в смысле.
Странно, подумал он. Почему- не русскую? Чего же они здесь тогда имитаций-стилизаций понастроили? Или это специально для него, персонально, так сказать?.. — Князь пристально посмотрел на него.
— А как звать-величать тебя, отрок смелый наш?
— Иван, — честно сказал Иван. — Иван — крестьянский сын.
Князь удивился.
— Да вроде одного такого Ивана пожрало уже чудище?
Иван пожал плечами.
— Не ведаю я… Однофамилец, наверное, — брякнул он.
Князь удовлетворенно кивнул.
— Что ж, раз решил биться ты — так и в добрый час… Хоть не крепкий ты — да не маленький. Только чудище то поганое извело совсем и Добрынюшку, и Илюшеньку… вот Усынюшка и остался лишь…
Князь горестно кивнул на сидевшего рядом здоровенного лохматого богатыря в помятой кирасе. Тот печально вздохнул и покивал в ответ чудовищной длины усами.
Князь перевел взгляд на Ивана.
— Коли справишься — будет честь тебе. Принесешь языки гада страшного — награжу тебя по заслугам я…
Опять, подумал Иван. Он покосился по сторонам — потенциальных демониц вроде видно не было.
— …обзлащу тебя и обсеребрю…
— Чего-чего?!. - переспросил. Иван.
— Злата-серебра надаю тебе, — пояснил князь. — Понятно?
— Конечно, понятно, — согласился Иван. — Надаешь ты мне, значит, злата-серебра…
Князь кивнул и продолжал:
— А не справишься — так пожрет тебя, сам понимаешь, то ужасное чудо жуткое…
И это понятно, подумал про себя Иван, а вслух сказал:
— Где ж искать его, гада вредного?
Князь печально вздохнул:
— Из ворот иди — все прямешенько. Речку огненную через мост…
— Да нет, — почтительно возразил кто-то. — Речка-то в другой стороне…
— Ах да, — спохватился князь. — Речки там нет. Так вот… Как увидишь камень — от него три пути… Как направо пойдешь — так обратно придешь. Как налево зайдешь — в никуда попадешь. А как прямо пойдешь — так и чудище там, недалешенько… найдешь.
Князь замолчал и строго оглядел зал. Все почтительно молчали, внимая княжескому речитативу.
Иван нерешительно кашлянул, действительно ощущая себя робким отроком. Все посмотрели на него.
— Так я пойду? — нерешительно спросил Иван.
— Иди, — благосклонно кивнул князь. — Принесешь языки — получишь награду великую…
Иван содрогнулся. Далась им эта награда… Он поклонился в пояс.
— Не поминайте лихом, братцы, — сказал он, повернулся и вышел из палат.
«Интересные дела, — размышлял Иван, направляясь к городским воротам. — Странные… Змей Горыныч там — это понятно… А вот что за земля это… И икон никаких в светлой Горнице, и ни церковки, ни колоколенки… Только ритм-размер разговоров их — все былинный он, все сказательный…»
Он подошел к воротам. Давешний мужик по-прежнему ковырялся в зубах.
— Ну что, биться идешь али раздумал? — невнятно спросил он.
— Биться, биться, — буркнул Иван, занятый своими. мыслями. — Давай открывай скорее, холоп несчастный…
— Во, — удивился мужик. — А говорил — крестьянский сын, крестьянский сын… Иван остановился.
— А ты откуда знаешь?
— Оттуда, — пробурчал бородач. Видно было, что он обиделся.
Заскрипела отворяемая воротина.
— И что, так без коня и пойдешь? — мрачно спросил бородач.
— Так и пойду.
— И правильно, — решительно сказал мужик, копаясь в бороде, — нечего его, гада трехголового, обедами зря кормить. Ужина с него хватит…
Иван в упор посмотрел на него.
— Это я, что ли, на ужин положен? — угрожающе произнес он.
Обиженный бородач отвел в сторону хитрые глазки.
— Да нет, — сказал он. — Это я так… Иван сплюнул и решительно зашагал к видневшемуся невдалеке огромному камню.
Подойдя к нему, он обнаружил, что поверхность огромного абсолютно гладкого булыжника совершенно чиста — вопреки всяким былинам. Ни тебе надписей, ни тебе указателей. Правда, как и говорил князь, от камня отходили три дорожки.
Иван почесал в затылке и уселся на землю, привалившись спиной к камню.
Ладно, подумал он, прикинем что-нибудь к носу. Где я оказался? — неизвестно. То есть, конечно, намеки тут все делают, но не обязательно принимать все на веру. Но, в конце концов, почему путешествие в прошлое — нормальное дело, а хождение по стране мертвых — нонсенс?..
Вдруг он понял, что забыл, зачем тут оказался.
Талисман, талисман… что там, с этим талисманом? Наверное, у этих чертовых немцев что-то не сложилось пока с Александром, если пришлось здесь одному бродить. А может, так и нужно, чтобы одному, без них? А! Вспомнил!.. Да, осталась еще одна часть талисмана, у короля Артура, а он как раз на Западных островах и обитается — вроде бы… а как туда добраться? Эх, чует мое сердце, что неспроста все это, неспроста с самого начала, с этой аварии дурацкой… а что за авария? когда она случилась? не помню… не знаю… что там было раньше? Я воевал когда-то? Или нет? Где это было, в какой стране? Чьи приказы выполнял? Кому подчиняюсь сейчас? Эх, знать бы…
Иван разозлился. Ладно, подумал, он, избранник я там или нет, но остается одно — идти вперед… а там разберемся.
Он легко поднялся на ноги и решительно зашагал по средней от камня дорожке.
Шел он долго. Травка-муравка из яркой и зеленой постепенно превратилась в блеклую и желто-коричневую и неприятно скрипела под ногами. Стало темнеть.
В воздухе отчетливо пахло жареным.
Иван остановился.
Впереди он увидел лес, деревья в котором были опалены до такой степени, что на них не осталось ни листьев, ни ветвей, ни даже коры: просто стоят страшные обугленные стволы. И там, в этом лесу, что-то было — огромное, могучее, нехорошее.
Иван ждал. Он понял, что сейчас ему предстоит встретиться лицом к лицу с воплощением исполинской неведомой мощи, причем мощи злой, откровенно и навсегда злой, и не будет скоро места ни уговорам, ни хитрости.
Ладно, решил Иван, крепче взявшись за рукоять меча.
Затрещали, зашатались деревья; над лесом взвилось облако черного пепла, совсем близко полыхнуло жарким огнем, и на поляну вывалилось, взревывая и взрыкивая, огромное нечто. Земля содрогнулась.
Иван опустил меч и открыл рот.
Перед ним, угрожающе вращая полуметровыми глазищами, мотая тремя здоровенными головами и сильно дыша огнем из трех жуткого вида зубастых пастей, стоял, переливаясь в свете яркого пламени гладкой серо-зеленой блестящей чешуей, огромный, непостижимый, ужасный бегемот.
