Елена Первушина - Охота на джокера
Ей очень хотелось отвернуться, спрятать лицо, но она не посмела.
Конрад живет внутри своего кошмара и не может проснуться.
Пикколо молчал.
- Если... Если я найду убийцу Юзефа, я заставлю его снять ошейник. Помоги мне, - сказала она вдруг, неожиданно для себя самой. - Я уже ничего не понимаю. Я теперь чужая в Арженте. Расскажи мне, как вы жили здесь без меня.
- Ладно, - он улыбнулся, будто такие просьбы были ему не в новинку. Только сначала, если не возражаешь, я расскажу, как мы жили здесь с тобой.
- Зачем?
- Послушай - сама поймешь. Я же не видел тебя почти три года, за это время накопилось, что тебе сказать. Я попробую тебе помочь, но так, как мне это представляется правильным. Не возражаешь?
- Хорошо, - Рида постаралась улыбнуться.
Вот и она стала ребенком.
- Ты, конечно, помнишь нашу встречу в Геспериде. И наше путешествие в Аржент. Я тогда все гадал в какую же ночь Конрад останется в твоей каюте. Когда вы беседовали, стоя у борта, я видел пред собой Адама и Еву. Почему-то, правда, одетых, но эта досадная мелочь так легко устранима...
- Ну ты хватил, - возмутилась Рида. - положим, Конрад действительно красив, как юный бог, но я-то всю жизнь была замухрышкой...
- Во-первых, девице семнадцати лет обычно нужно приложить очень много сил, чтобы выглядеть некрасиво, а, во-вторых, что до твоей конкретной внешности, если уж тебя именно это интересует...
Я не знаю, была ли красива Ева. Просто ее имя означало "жизнь", а твое имя значит "смех", а для меня это почти одно и то же. А смеялась ты тогда так, что все тени расползались по углам и исчезали.
Но, повторяю, Конрад еженощно спал рядом со мной. Ладно, подумал я, она еще почти девочка, в Арженте они разберутся.
Но в Арженте ты вдруг стала проявлять интерес к Утюгу-Баязиду и уговорила его поиграть в мятеж. Я тогда несказанно удивился. И тому, что Баязида можно за что-то зацепить, и тому, что тебя это увлекает. Как сказал кто-то из древних: "Эмансипация привела к тому, что женщинам приходится трудиться наравне с мужчинами вместо того, чтобы, как прежде, управлять миром одним взмахом ресниц".
- Наверно нелепо будет убеждать тебя, что я никогда не стремилась к власти над миром, - перебила его Рида, - ни с помощью ресниц, ни любым другим способом. Наверно, ты, как и все прочие, не поверишь. Поэтому я даже не буду пытаться. Продолжай.
- Тогда я подумал "Неужели девчонка положила глаз на Утюга и метит в царицы амазонок? Тогда, как ни очаровательна она, а суждено ей исчезнуть с нашего горизонта. Кон не любит властных и холодных девиц".
И вот с такими-то мыслями я отправился к тебе на новоселье. В дом, подаренный тебе Утюгом. На правах старых знакомых мы явились, не предупредив. И увидели тебя.
На заднем дворе. Никогда не забуду.
Шум, крики, отчаянный лай. Огромная серая псина пытается залезть под телегу, рычит, роет когтями землю. Верхом на псине сидит наша принцесса Греза и за ошейник тянет ее назад.
Конрад, конечно, тут же кинулся на помощь, оттащил собачину, предал кому-то из здешних. Только принцесса на него внимания не обратила. Нырнула под телегу и появилась оттуда с маленьким лохматым зверенышем на руках.
Звереныш царапается, дерет твою рубашку, а ты его гладишь и успокаиваешь. Как потом оказалось это был Ламме, хорек-телепат, твоя новая игрушка.
Так вот, когда я тебя увидел: растрепанную, перемазанную грязью и кровью, я понял, что мой друг пропал окончательно.
Он, конечно, уже всласть к тому времени поволочился за девицами. Но те были простые, нетребовательные. Семестр вместе скоротать, пару безделушек выпросить на память, самое большое - замуж выскочить, вот чего они хотели. А такой - душу подавай, меньшим не отделаешься.
Так что, когда мы потом узнали, что любовницей Баязида ты так и не стала, меня это уже сильно не взволновало. Увязнуть сильнее, чем увяз уже Конрад, было невозможно.
Ну а потом нам сразу стало не до того: началась война.
Гелиад с моря, Туле на суше. И мы с восторгом кинулись в этот водоворот. Ты помнишь, Рида Светлая, когда он тебе впервые в любви признался?
- Конечно, помню.
Это было в лесу на границе с Нефеллой. Пост Песье Ухо. Они ждали тогда гонца, письмо из Геспериды. Присоединится ли Нефелла к Туле, или предпочтет не вмешиваться? Есть ли у Аржента хотя бы один шанс?
Холодная дождливая ночь, узкая лестница, шершавый мокрый камень под ладонями.
- Что ты ему ответила тогда?
Она вспомнила, как отшатнулась к стене. (Холод. Мокрый камень.)
"Смерти ты моей хочешь?!"
- Конечно, он тогда отступил. Не знаю, понял ли, почему ты его отталкиваешь, но отступил. По-другому не мог.
Как-нибудь потом, я полагаю, ты поведала ему о роке джокеров. О том, как губительна для них любовь. И он совсем уже ничего не мог поделать.
Наш добрый Кон всегда верил женщинам, иначе ему было неинтересно. А ты создала вокруг себя легенду такой плотности, что для него в ней осталась лишь одна роль - Рыцаря Печального Образа, или, вернее, Барона Тогенбурга.
- Ты хочешь сказать, что за эти годы у него никого не было?
- Как ты возмутилась! Приятно послушать. Были женщины, разумеется. Только разве это мешало вам разыгрывать свой спектакль. А потом случилось еще кое-что. Помнишь, как мы гонялись за пиратами? Осаду Хайры помнишь? Что ты ему сказала тогда?
- Так ты и это знаешь?
- Мне ли не знать, Рида Светлая? Разве кто-нибудь, кроме меня, смог бы разобраться, что ты с нами со всеми сделала?
Так вот, в Хайре он наконец понял, что столкнулся с чем-то, что выше его разумения. И снова отступился.
Только однажды ему показалось, что есть еще шанс. Это когда ты объявила, что бросаешь джокерство к черту. Он тогда целый план твоего обольщения составил. Но ты сразу же сбежала на Землю. А вернулась только теперь.
- Но я в самом деле не могла по-другому!
- Вот и я тоже так думал. А потом вдруг спросил себя: хорошо, а если все наоборот? Если не джокерство заставляет тебя бежать от Конрада, а просто страх? Страх девочки перед мужчиной. Страх отдать кому-нибудь свою любовь? Страх и скупость. А все прочее - не более, чем способ этот страх спрятать? Ты всегда была чьей-нибудь дочкой - сначала своего Клода, потом Якоба. И всегда изо всех сил старалась не выглядеть женщиной.
Казалось бы, что мне за дело? Но одна мысль не дает мне покоя. Не ткала ли ты все семь лет огромную иллюзию для себя и для нас?
- Что же, Аржент обязан своей независимостью иллюзии?
- А тебя это удивляет? Тебе ли не знать, что фантомы могущественнее многих реальных сил? Нет, Аржент остается таким же свободным и процветающим. Но, видишь ли, надламывается одна из основ нашей жизни: тезис о том, что джокеры видят истину.