Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя
— Мне кажется, будто это ты и не ты... И наконец решилась:
— Что же в тебе осталось от прежнего?
— Ты ведь только что сама ответила на этот вопрос. Он знал, что ей тяжело: в его возвращении она видит что-то кощунственное. И она и мать мучаются, пытаясь ответить на вопросы, которые не нужно задавать. И только Вита сразу радостно приняла все таким, как есть: для нее главное, что он вернулся.
Сигом сделал то, что неоднократно запрещал себе,— включил телепатоусилитель и тут же его выключил. Затем проговорил, отвечая на невысказанный вопрос Ксаны:
— Я мог бы вернуться и прежним — точно таким, каким был до смерти. Ведь опыт предстоял очень опасный, и мой организм записали на фиоленты. Проще было бы восстановить его по матрице.
— Тогда почему же...
— Когда я очнулся, показалось: сплю. Потом услышал знакомый голос. Профессор Ив Кун позвал меня по имени. Я хотел повернуть голову, но не мог, хотел взглянуть на Ива — тоже не мог. Ив спросил: «Ант, ты меня слышишь, отвечай!» Я ответил, что слышу, но не вижу. И он сказал: «Сейчас объясню. Ты погиб. И Олег тоже. Вспомни». Я снова увидел, как Ол передвинул рычаг — и сверкнула молния... «Вспомнил?» — «Да»,— ответил я. Ив рассказал, что они начали восстанавливать нас. Первый этап. Оказалось, что я пока только модель мозга Анта, созданная в вычислительной машине. Ив говорит: «У тебя есть органы речи и слуха, но еще нет зрения. И перед тем как приступать ко второму этапу, хочу спросить...» Я уже знал, о чем он спросит. Ведь еще когда был создан первый сигом, я высказался достаточно определенно. И потом мы не раз говорили об этом, и он знал, каким бы я хотел быть. Он просто уточнял, все ли остается неизменным...
Ксана приподнялась, опершись на локоть, внимательно наблюдала за его лицом, которое теперь уже не казалось ей чужим.
«Чему я удивляюсь? Он всегда был таким,— думала она.— Мы всегда плохо понимали друг друга. То, что мне и другим казалось кощунственным, для него было обычным и ясным. Пойму ли я его когда-нибудь?» Она спросила, хотя и знала заранее, что опять не поймет его:
— Но почему ты хотел быть таким, а не прежним? «Я не могу ей сказать всего,— подумал он. — Это бы оскорбило и опечалило ее и любого такого же человека, как она».
— Мне нужно было поставить Опыт, а в прежнем облике я не мог этого сделать. Не хватало объема памяти, быстроты мышления, реакций, органов защиты и контроля. У меня было только две сигнальные системы, а теперь — пять. И еще система Высшего контроля.
Сигом вспомнил, как когда-то давно — тогда он был человеком — на спутнике погибал его друг, прижатый обломком радиотелескопа, а он не мог прийти на помощь, не мог поднять руки. У него шла носом кровь, в голове как будто скрежетали жернова, размалывая память. Он проклинал свою слабость и это дьявольское вихревое вращение, возникшее по неизвестной причине. Сквозь скрежет жерновов пробивался вопль: «Помоги!» Потом затих... Сигом провел рукой по волосам Ксаны, по ее щеке. Пальцы наткнулись на морщины. Он вспомнил, как она всегда панически боялась старости. Боль проникала в его сознание, он взял руку Ксаны и осторожно сжал.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— О тебе.
Он думал:
«И она спрашивает, почему я решил стать другим. Вся беда в том, что ей нельзя объяснить — надо, чтобы она почувствовала. А это почти невозможно. Конечно, я мог бы включить усилители и внушить ей. Но я ведь запретил себе в отношениях с людьми использовать преимущества перед ними. И правильно сделал. С ними я должен быть человеком — ни больше и ни меньше. В этом все дело...»
«Мать, наверное, уже встала. Поймет ли она? Когда-то я рассказывал ей, что лимиты человеческого организма исчерпываются раньше, чем мы предполагали; что если человек хочет двигаться вперед, ему придется создать для себя новый организм—с другим временем жизни и возможностями... Она соглашалась со мной. Но тогда я был прежним Антом».
«За три минуты до начала Опыта придется переключить систему Высшего контроля только на энергетическую оболочку. Важно еще все время контролировать температуру в участке «Дельта-7».
— Поедем сегодня к морю? — спросила женщина, с замиранием сердца ожидая, что он ответит. Прежний Ант очень любил море.
— Замечательно придумала! — ответил сигом.— Я понесу тебя. Помнишь, на Капри ты просила, чтобы я понес тебя в воду, а то ты боишься замочить ноги?
Впервые за эти два дня, с тех пор как она узнала правду, ей стало по-настоящему легко, и она пошутила:
— Ты понесешь всех троих, всех твоих женщин? До самого синего моря?
— Конечно,— сказал он.— Я помчу вас по воздуху быстрее гравилета.
— А знаешь, сколько мы весим втроем? — продолжала Ксана, думая, что он тоже шутит.
— Во всяком случае, меньше тысячи тонн...
— А ты можешь переносить тысячу тонн?
— Да. И больше,— ответил сигом, и она поняла, что он не шутит. Он опять стал для нее чужим.
Ксана замолчала, невольно отодвинулась. Прозвучал мелодичный звонок.
«Вита»,— подумал сигом и радостно улыбнулся.
— Войдите, если не Бармалей! — воскликнул он, закрыв лицо руками и растопырив пальцы.
— Папка! Папка! Ты опять за старые шутки! Но мне ведь уже не три года,— запрыгала Вита и погрозила ему пальцем.
Сигом услышал голос матери:
— Доброе утро, дети!
Она вошла своей быстрой молодой походкой, и Ксана пытливо смотрела на нее: «Неужели она ни разу не задумалась над тем, что же в этом существе осталось от ее сына? Неужели ей легче, чем мне?»
— Мама,— сказал сигом,— мы с Ксаной договорились: сегодня все вчетвером летим к морю.
— Ура! — закричала Вита и обеими руками обняла шею сигома. Ее глаза блестели от восторга.— И ты понесешь нас, как тогда меня? Идет?
— А ты будешь послушной? — спросил сигом.
— Не буду!
— За правдивость наперед снимаю половину вины,— торжественно проговорил сигом и почувствовал руку Ксаны на своем плече.
— Хватит баловаться, Ант. Как маленький...
7
Прошло два дня...
— Мне пора.
«Что еще сказать им? — думал сигом, не глядя на мать.— Только бы она не заплакала... По небу тащились гривастые тучи.
— Ты скоро вернешься? — спросила Вита.
— Да.— Добавил: — Честное мужское слово. Никто не улыбнулся.
«Что сказать матери? Ей тяжелей всего...» Ничего не мог придумать.
Тучи тащились по небу бесконечным старинным обозом...
— До свидания, сын. Желаю тебе успеха во всех делах.
Ее голос был спокойным, и слово «сын» звучало естественно. Он понял, что мать приняла его таким, как есть, и не терзалась вопросом: что осталось в нем от того, кого она родила? Мать не смогла бы постигнуть его превращения логикой, не помогла бы ей эрудиция. Что же ей помогло?