Григорий Тёмкин - Звёздный егерь
И в этот самый миг случилось нечто непонятное.
Вода будто уплотнилась тысячекратно, стала ватной и, тем не менее, мощной хваткой обжала ему руку от плеча до кончиков пальцев, и не было возможности ни повернуть её, ни согнуть в суставе, ни хотя бы шевельнуть мышцей.
Ощущение длилось какую-то долю мгновенья, его как будто и не было, но, когда оно прошло, Игорь ещё некоторое время стоял, замерев с вытянутой рукой, не рискуя пошелохнуться. Что это, нападение? Нет, не похоже, кругом пустынно, только рыбья мелочь пасётся в коралловых клумбах. Или местный водяной проказничает — подшутил над пришельцем… Показалось, решил Игорь. Или просто устал за сегодня. Надо отдохнуть.
Игорь поднял разлапистую каменную ветку и пошёл к люку.
За стеклом, на вид таким непрочным и всё же способным выдержать любые мыслимые воздействия, чернела чужая, инопланетная вода. Она была как мрак, как бесконечная космическая ночь, и звёздочки светящихся микроорганизмов лишь усиливали сходство. «А что, если разбудить эту ночь?» — подумал Игорь.
— Подойди сюда, — позвал он Надю. Девушка заглянула в окно и поёжилась, словно на неё дохнуло холодом. Игорь открыл небольшую дверцу над нижним краем окна, выдвинул оттуда миниатюрный штурвал, оканчивающийся не привычной баранкой, а мягким шаром-набалдашником.
— Смотри, — сказал Игорь и сжал рукоятку. И тут же в темноте вытянулся длинный белый хвост: у корпуса дисколёта, в начале, — упругий, резко очерченный и пушистый, рассыпчатый — в конце, метрах в пятидесяти за окном. Игорь шевельнул штурвал — хвост наклонился, повис в чернильной воде, зацепился за скалу. Будто солнечное пятно, заплутав в океане, присело на утёс отдохнуть и высветило вдруг из подводной скалы стократ усиленную радугу, разбрызгало неправдоподобно яркие краски там, где в самую солнечную погоду царит ровный зеленоватый сумрак. Камни, за пятидесятиметровым водяным фильтром не знавшие даже собственного цвета, засветились под лучом прожектора, как огни на новогодней ёлке.
Игорь двинул прожектор ниже. Луч скользнул с утёса, снова повис в воде, упал на дно — и опять под ним будто взорвалась палитра какого-то сумасшедшего художника. А на подводной скале, вернувшейся во мрак, продолжали цветными свечками люминесцировать кораллы, словно ворча на нескромный прожектор, бесцеремонно нарушивший их сон.
И эколог Краснов, улыбнувшись, как пером по бумаге, повёл лучом по склону. «Н-а-д-е-ж-д-а», — зажглись на скале метровые радужные буквы. Игорь выключил прожектор, но буквы продолжали гореть, и в этом фантастическом зрелище было даже что-то нереальное…
— Неужели можно просто так улететь? Ничего не предприняв, не полюбопытствовав, — взять и оставить это? — спросил Игорь.
Как заворожённая Надя смотрела на затухающие огоньки, на собственное имя, написанное на подводном утёсе за миллионы километров от родного мира, и была готова согласиться с каждым словом, произнесённым сейчас Игорем.
Будильник прозвонил в пять и сразу завертел Краснова в круговороте дел, запланированных на утро. Сегодня была его очередь дежурить на кухне. Игорь не стал мудрить, быстро приготовил яичницу и поспешил в каюткомпанию.
Надежда и Роберт уже сидели за столом и о чём-то спорили.
— Привет! — поздоровался Игорь. Чекерс сдержанно кивнул.
— Доброе утро, Игорёк, чем нас сегодня потчуешь? — Надя привстала, заглянула в поднос. — О, яичница по…
— Глазунья а-ля субмарин. По каким проблемам прения?
— Да вот решаем, кому выходить сегодня, а кому сидеть в дисколёте.
— Ну-ну… Так какие же мнения? — расставляя завтрак, поинтересовался Игорь. — В частности, что будем делать с экологом Красновым, где ему отведено место — на борту или за таковым?
— С тобой всё просто, — засмеялась Надя. — Но кто пойдёт вторым? Вот в чём вопрос…
— Вопрос, я думаю, ясен, — не допускающим возражений тоном произнёс Чекерс, намазывая на хлеб масло. — Под водой тут слишком опасно, чтобы посылать женщину.
— При чём здесь женщина-мужчина! — возмутилась Надя. — Ни одна барракуда, если она голодная, не станет выяснять, кто какого пола. И потом, не забывай, Бобби, ты вчера уже плавал.
— А теперь послушайте меня, ибо с этого момента я приступаю к своим непосредственным обязанностям руководителя экспедиции, — вмешался в спор Игорь. — Сегодня под воду будет второй — и последний — выход. Такой случай требует максимальной научной отдачи, и потому пойдут люди, обременённые багажом специальных научных знаний: эколог, то есть я, и биохимик, то есть Сереброва. Чекерс останется на борту и, если всё пройдёт гладко, встретит нас чаем.
— Но погоди, а как же… — попробовал протестовать пилот.
— Если и ты хочешь вспомнить барракуду, Боб, то я отладил станнер, им теперь можно стрелять под водой.
— Нет, а…
— …А потом, Надя права: ты уже выходил вчера. Будь джентльменом, Боб, пропусти даму, не толкаясь…
…Сколько лет прошло, а Надежда в мельчайших деталях помнила те каникулы, когда их седьмой класс, заняв второе место в спартакиаде школ, всем составом выехал в летний спортивный лагерь на берегу Мексиканского залива. Стоило лишь закрыть глаза, и словно оживали, выплывали из памяти цепочка тростниковых «индейских» бунгало вдоль побережья, пляж в верблюжьих горбиках дюн и море. Иногда зелёное, иногда синее, иногда серое, а иногда даже розовое. То ровное, бархатистое, как моховые болота под Вологдой, то весёлое и игривое, как сами по себе прыгающие пенные рояльные клавиши.
Но только на поверхности море бывало разным. Под водой же, казалось, всегда царят спокойствие и постоянство. Случались и штормы, конечно, тогда что-то менялось и под водой, поднимало ил, например, но в плохую погоду их на берег не пускали, и, может, поэтому — а может, и потому, что пасмурных дней в июле почти не бывало, вода в заливе запомнилась Наде ласковой и совсем, совсем прозрачной. Она и воспринималась даже не как вода, а как небо — такое же чистое, голубое и солнечное. С той лишь разницей, что «нижнее небо» было мокрое и солёное. Да и чудес в нём было не в пример верхнему. Стоило опустить в воду лицо, закрытое мягкой полумаской, — и ты попадал в удивительный, добрый мир, похожий на сад из волшебной сказки. Только на его клумбах росли не розы, а розовые кораллы, и вокруг них порхали не пёстрые мотыльки, а пёстрые рыбы с не менее пёстрыми, весёлыми названиями: рыба-бабочка, рыба-клоун, рыба-попугай.
Вместе с другими ребятами Надя ныряла за подводными «сокровищами» — обросшими ракушечником камнями, которые они, с трудом выкопав из песка, пытались расколоть и обнаружить в них оловянную ложку с надписью по-латыни или монету времён Колумба. Сокровища «открываться» не спешили, и тогда они собирали на бусы крохотных, в шоколадную крапинку морских «божьих коровок», ползающих по стволам кораллов, или, набрав в лёгкие побольше воздуха, ложились на дно и подсматривали, как проворные гребешки, хлопая створками, удирают от хищных морских звёзд. И конечно, коллекционировали крупные ракушки — «тритонов», «слоников», «развёрток».
