Альберт Валентинов - Синяя жидкость (сборник)
Он лично чувствовал себя обманутым: так и не понял, действительно ли рука хилера уходила в тело больного или это ловкий трюк. Мучила и тень воспоминания, которое он так и не успел ухватить. И Дик чувствовал, что это был самый важный момент в операции — что-то очень знакомое, уже однажды поразившее его.
Но пока писать было не о чем. Все, что он сегодня увидел, неоднократно фигурировало в прессе, сопровождалось красочными фотографиями. За исключением разве что крови. Почему-то все, кто писал о филиппинской хирургии, в один голос уверяли, что она бескровна. А ведь кровь, хотя и небольшая, но была. И это делало сегодняшнее зрелище особенно убедительным. За тысячи лет существования медицины человечество привыкло, что любая операция, связанная с разрезом кожи, сопровождается кровотечением. Иначе и быть не могло.
А может, это — очередной фокус, подумал Дик. Сначала они показывали операции без крови. Потом, когда первая волна сенсации схлынула и среди праздной публики появились специалисты, ничего не берущие на веру, хилеры для правдоподобия стали подпускать чуть-чуть крови… Может быть, просто красную краску, под которой привычно ожидаешь след скальпеля. А его нет… Все точно рассчитано на психологию.
Но это были только догадки. Без всякой уверенности, что они имеют под собой хоть какое-то реальное обоснование. Дик поднялся к себе в номер и прямо в одежде повалился на кровать. Все, кто освещал работу хилеров до него, писали о том, что видели. Наверняка так поступит и мальчишка Бедворт. А вот для него, известного научного обозревателя Ричарда Брауна, этот путь заказан. Он не имеет права писать о том, что видел, потому что в наше время человеческое восприятие — отнюдь не гарантия истины. Сейчас фраза «Я сам это видел» вызывает у специалистов лишь улыбку: если ты это видел, значит, тебя обманули. Профессиональный журналист должен оперировать не ощущениями, а доказательствами. А если точнее логическим анализом установленных фактов. Но здесь, в фешенебельном отеле, понял Дик, установленных фактов ожидать нечего. А между тем факт есть. По крайней мере один. И он его точно установил. То самое мгновение в операции, оставившее после себя мучительную тень воспоминания. Именно здесь таится ключ к разгадке. Дик закурил трубку и заставил себя выбросить эту мысль из головы. Бесполезно насиловать подкорку. Рано или поздно он это вспомнит — нечаянный жест, взгляд, случайное слово вызовут цепную реакцию ассоциаций…
В открытое окно доносился уличный шум. Здесь, в Багио, где все напоминало Скандинавию, можно было не включать кондиционер и не закрывать окон. И если бы не пронзительные голоса уличных торговцев, вполне можно было представить, что ты в Северной Европе, среди потомков викингов — рослых, хладнокровных, немногословных. Многословие — вот что больше всего угнетало Дика в Азии. Здесь не знали цену словам — нанизывали фразу за фразой, чтобы выразить простенькую мысль. Слава богу, что еще не махали руками, как Бедворт.
Кстати, а куда он девался? Когда их выперли с Лубанга, он мгновенно исчез, будто растворился, сойдя с трапа. Правда, перед отлетом он получил телеграмму и сразу заторопился. А Дик устроился в манильском «Хилтоне» с намерением хорошенько отдохнуть после всех этих невероятных происшествий. Но уже через четыре часа позвонил шеф и началась сумасшедшая гонка на другую половину планеты. А когда Дик отправился в Японию, то полтора месяца увертывался от узкоглазых шпиков — весьма респектабельных господ в модных солнечных очках и добротных костюмах. Впрочем, шпики одинаковы в любой части света. Они взяли его в кольцо, но кое-что он все же узнал. Таникава был самым нормальным ребенком, таким же, как все деревенские дети. Единственное, что его отличало, — это пониженная чувствительность к боли. В медицине существует латинское название этого парадокса, но Дик, разумеется, его не запомнил. Таникава никогда не плакал, разбив колено или получив синяк в мальчишеской драке. И раны его очень быстро заживали. Об этом с гордостью поведали Дику престарелый отец и старший брат Таникавы. А также и о том, что у них в роду все долгожители.
А потом Дика настигла телеграмма — продолжить сбор материалов о хилерах. Странная телеграмма. Нелогичная. Но приказ есть приказ, и пока его не отменили… Интересно, а получал ли Бедворт вторую телеграмму? Если да, то, возможно, он отправился собирать материал к деревенским хилерам: ни в Маниле, ни в Багио Дик его следов не обнаружил. А ведь это идея! Репортер сел на кровать, свесив ноги. В деревне все проще. Там нет ни слуг, отвлекающих внимание, ни столов, закрытых до пола простынями, под которыми неизвестно, какая техника… Наконец, клиенты там постоянно на месте, их не надо искать по всему миру, чтобы узнать, насколько они исцелились. Решено: завтра он уедет. Установит адреса деревенских хилеров и начнет прыгать с острова на остров в погоне за информацией. Конечно, медлить было ни к чему, он мог уехать и сегодня. Но… Дик усмехнулся: он уже привык не лукавить с самим собой. И сейчас честно признался себе, что хочет, еще раз увидеть свою вчерашнюю приятельницу.
В семь вечера он спустился в бар. Хотя в прохладном Багио природа и напоминает Северную Европу, но темнеет здесь рано и мгновенно, как везде в тропиках. И сейчас за окнами темнота вплотную прижималась к уличным фонарям, ярким витринам, неоновому буйству реклам. По тротуарам лился разноцветный поток туристов. И разномастный тоже, усмехнулся про себя Дик, вспомнив утренних ярких сеньорин.
В этом угловом баре, самом маленьком и самом уютном из всех баров отеля, сегодня было не протолкаться. Толстый лысый бармен в бордовом костюме — такие носили все служащие отеля — виртуозно орудовал шейкером и бокалами. Высокие стеклянные двери непрерывно поворачивались, пропуская все новых и новых посетителей. Впрочем, почти никто не задерживался — вытянув через соломинку бокал и окутавшись сигаретным дымом, они торопливо возвращались под ласковый небосвод, усыпанный крупными звездами. Шелест голосов причудливо смешивался с негромкой музыкой стереоцентра. Дик перехватил освободившееся кресло под носом у светло-коричневого молодого ротозея и, потягивая горьковатый коктейль, исподтишка оглядывал зал. Женщины не было. Она не пришла и через полчаса, когда коктейль был выпит, как Дик ни старался растянуть эту процедуру. Неужели не придет, подумал он с досадой.
Он сам не ожидал, что она так захватит его воображение. Наверное, это потому, что я как следует ее так и не разглядел. А появится, то окажется самой обыкновенной… Он мысленно замялся, но привычка говорить себе неприятные вещи пересилила, и он закончил: шлюхой. И это ничего не значит, что она не взяла деньги. Не забывай, дружище, это — Азия. И кто знает, не слишком ли чрезмерную цену тебе придется заплатить за те изумительные мгновения, которые она тебе подарила. Да, честно признался Дик, такой женщины у меня еще не было, но, может, все же лучше, чтобы она больше не приходила?
