Ежи Жулавский - Победоносец
Авий открыл обе пары глаз и внимательно посмотрел на Марка.
— Сними оковы и освободи меня, — помолчав, сказал он. — За это я разрешу тебе убраться на Землю живым и невредимым.
Настал черед засмеяться Марку:
— Сниму. Если ты пойдешь ко мне в проводники по вашей стране, куда я собираюсь идти войной.
Шерн не удостоил Марка ответом. Отвернулся и уставился на трепетный огонек каганца. И тогда Марк, пересилив отвращение, подошел и коснулся пальцем косматой шерсти на груди шерна. Мех оказался неожиданно мягким.
— Согласен? — настойчиво спросил Марк.
Авий медленно повернул голову к Марку, окинул лицо Победоносца долгим и бесстрастным взглядом, а потом проворчал:
— Еще не поздно меня убить. А то победа будет за мной. Потому что ты дурак. Как все люди.
— Значит, не поведешь?
— Я поведу! — неожиданно раздался голос из угла, где сходились своды.
Марк с живостью обернулся. Он и позабыл о присутствии Нузара, который лежал в темноте на подстилке, прикованный за ногу.
— Ты? А ты знаешь страну шернов?
— Да, — ответил выворотень и встал. — Я там родился. Моя мать была у них в плену, ее потом задушили. Я поведу тебя, владыка, потому что вижу: ты сильнее шернов, и, значит, ты победишь.
Авий повел головой, уставился на своего прежнего слугу и с безграничным презрением процедил:
— Дурак.
Глава II
— Крохабенну нашли?
Севин потупился:
— Нет, Ваше Высочество. Пока не удается…
Не договорил и заглянул в глаза новому первосвященнику, как бы надеясь вызнать там подлинный смысл вопроса. Некоторое время Элем тоже пытливо всматривался в своего клеврета. А потом опустил взгляд и руками в золотых перстнях начал перебирать бумаги, лежащие на мраморном столе. И, не поднимая глаз, как бы нехотя, спросил:
— Может, плохо ищут? Победоносцу желательно… На губах Севина заиграла лукавая улыбочка.
— Облеченные доверием были бы рады исполнить все, что пожелает Победоносец, и все, что угодно Вашему Высочеству, но возникли непреодолимые трудности. Прежнего первосвященника, казалось бы, видели все, но, как ни странно, очень мало кто знал в лицо. Среди занятых поисками нет ни одного способного самостоятельно опознать его, тем более что он наверняка переодет и…
Элем облегченно вздохнул.
— Прикажете продолжать розыск? — помедлив, спросил Севин, не дав патрону отмолчаться.
— Да-да. Пусть ищут.
— Те же люди, что и до сих пор?
— Н-ну, если нет других, то-о…
— Как будет угодно Вашему Высочеству.
— Желательно знать, где он скрывается, — помолчав, сказал Элем.
Севин снова заглянул ему в глаза и потупился в знак того, что приказ понят.
Первосвященник встал из-за стола и направился к широкому окну, из которого открывался вид на площадь перед собором. Теперь это свободное ровное место отвели под стрельбище, где солдаты под руководством Ерета учились владеть огнестрельным оружием, изготовленным верными людьми, которых Победоносец посвятил в тайну устройства. Некоторое время Элем прислушивался к звукам выстрелов по мишеням и протяжным командным окрикам, а потом снова повернулся к ожидающему Севину.
— Кого слушаются эти люди? — внезапно спросил он.
— Имея в вашем лице законного первосвященника…
Элем сердито повел рукой, не давая договорить.
— Я спрашиваю, кого слушаются эти люди? Победоносца или Ерета?
Севин пожал плечами:
— Не знаю.
— Так узнай.
— Как будет угодно Вашему Высочеству. Но-о…
— О чем задумался? Говори.
— Не знаю, как точнее сказать, Ваше Высочество. Возможно, было бы лучше, если бы слушались Победоносца, а не Ерета.
Господин и клеврет воззрились друг на друга.
— Полагаешь, что Ерет…
— Да, Ваше Высочество. В настоящее время он как будто бы всецело предан Победоносцу, но его гложет обида из-за этой, ну… и надо полагать, постепенно…
Севин примолк, хотя Элем не перебивал, а как бы взвешивал что-то в уме, глядя в окно, как под ударами пуль крошится толстая стена, служившая новобранцам мишенью. И после долгого молчания раздельно сказал:
— Ошибаешься, Севин. Ерет всей душой предан благословенному Победоносцу, предан и мне, первосвященнику, так что можно безо всяких опасений внушать воинам слепое послушание прежде всего Ерету. И воины это легко поймут. Ведь Ерета им поставил в начальники сам Победоносец.
И отошел от окна. Несколько раз медлительным шагом прошелся по комнате, снова сел за мраморный стол, заваленный разными бумагами, и погрузился в чтение.
Но Севин не уходил. Заметив его выжидающую позу, Элем, наконец, поднял на него глаза:
— Что еще?
— Есть вопрос. Не прикажет ли Ваше Высочество принять меры к задержанию бывшего брата нашего Хомы?
Элем с живостью откинулся за столом:
— Хомы?.. А в чем дело?
— Мы-то понимаем, что он от старости слегка впал в детство, но посторонние не понимают и поэтому прислушиваются к его речам. Есть мнение, что его умственное расстройство усугубляется и начинает несколько выходить за пределы терпимого.
— Его слушают? — спросил Элем напрямик, от волнения позабыв об уклончивых выражениях, которые употреблял даже в разговоре с наперсником.
— Нельзя сказать, чтобы очень, но в один прекрасный день…
Элем задумался.
— Дело терпит, — сказал он, помолчав, как бы про себя.
— Как знать? Есть сведения, что Хома объявился на Перешейке у рыбаков, а они люди темные, дикие и несдержанные…
— Многие из них пошли добровольцами к Ерету, — заметил первосвященник.
— Да, но не все. Кто остался дома, тот теперь вполне доступен для кощунственных речей впавшего в детство старика. Уж Вашему-то Высочеству ведомо, что он несет. Элем молча кивнул.
— Он стал дерзок, — продолжал Севин, в упор глядя на патрона. — Он твердит, что Победоносец вовсе не Победоносец, ибо мертвые не воскресли ему навстречу, как заповедано в Писании, а стало быть, мы, все Братья в Ожидании, покинувшие Полярную страну, преступили свой обет. Он даже осмеливается намекать, что Ваше Высочество…
— Кстати! Это мне напомнило насчет Роды. Как там он? Севин презрительно поморщился:
— Неопасен. Ораторствует, слишком любит всех поучать. Над ним смеются, как во времена Крохабенны.
— У него есть сторонники?
— Горсточка, не заслуживающая внимания. Если Ваше Высочество соизволит прислушаться к мнению…
— Говори.
— Его не надо трогать. Пока его не преследуют, к нему прислушиваются одни лжевсезнайки и книгочеи. Эти всегда не в счет. А народ — народ зарится на плодородные заморские земли шернов и не верит, что в пустыне может существовать что-нибудь достойное вожделений. Но стоит Вашему Высочеству резко выступить против Роды или, что еще хуже, распорядиться о его казни, вот тогда чернь непременно станет раскидывать умишком и гадать, а не было ли в речах осужденного доли правды. С Хомой дело обстоит иначе. Хома состоит в нашем братстве, и никого не удивило бы…
