Альфред Бестер - Голем 100
— Угадай и Откатай не в расколе.
Неясные конструкции и образы зароились в сознании Гретхен — заявил о себе архитектонический инстинкт... Восемь дам были такими миленькими, занятными, любезными, но что за этим скрыто? «Третий закон Ньютона, любезно предоставленный нам Блэзом Ши- мой, — подумала она. — На любое очарование есть равное по величине и противоположно направленное — что?»
Вслух же она сказала:
— А знаете, Реджина, я бы хотела это увидеть своими глазами.
— Наш нечестивый обряд?
— Да, понаблюдать за вами.
— Но это же просто развлечение, ЧК.
Гретхен сказала с ударением:
— Это, видите ли, может оказаться гораздо серьезнее, нежели просто забава.
— Ну что за ерунда!
— Нет-нет, послушайте, все послушайте! Может быть, что-то и происходит, но вы этого не замечаете, потому что слишком увлечены самим ритуалом. Как говорится, помните, что за деревьями не видишь леса. Ну дайте же мне посмотреть со стороны!
Барышня Гули начала заикаться от смущения:
— Р-реджина, м-мы же не хотим, ч-чтобы нас видели п-п-посторонние!
— ЧК не совсем посторонняя, Гули. Она наша новая подруга... очень simpatico[32]...
— Нам она всем очень нравится и мы принимаем ее как свою.
— Д-да, конечно. Л-ладно. Н-но она н-новенькая, и м-мы все б-б-будем стесняться.
— КТО? Я? С-А-Р-А будет стесняться?! НИКОГДА!
— Но, Сара, может быть, Гули и права! — примирительно сказала Реджина. — Тем не менее, возможно, ЧК тоже права. Мы слишком были поглощены самим ритуалом, чтобы обратить внимание на результат.
Нелли Гвин усомнилась:
— Вот уж не думала, что Дьявол проскользнет тишком, как сопляк, засидевшийся у подружки. Мне казалось, что он появится с помпой, будто щеголь эпохи Регентства, с циничным смехом на устах, в дыму и пламени.
Гретхен ответила с улыбкой, чтс Сатана, наверное, сам выбирает, как ему являться.
— ЧК права, п-р-а-в-а, ПРАВА! Незаметное появление — очень СЦЕНИЧНО!
Ента проворчала, что от еврейских слов сзаду наперед точно можно оглохнуть и ослепнуть.
Двойняшки снова присоединились к большинству:
— ЧК права, Реджина. Мы так захлопотались, что ничего не замечали вокруг. Голосуем за назначение ее наблюдателем.
— Так не получится, Угадай.
— Я Откатай!
— Ну разумеется. Извини, милочка. ЧК должна принять участие в обряде, чтобы нам не было неловко. Но все роли уже распределены.
В напряженном молчании слышно было, как у всех завертелись шестеренки. Внезапно Сара Душерыжка величественно выпрямилась во весь рост, как статуя Правосудия (правда, без повязки на глазах и весов). Гретхен с трудом удержалась от смеха, и Реджина подмигнула ей.
— Дамы, внемлите! ВНЕМЛИТЕ ВСЕ!
— Осторожно с лампой, Сара.
— Я! нашла реш-ше-ени-и-е нашей П!РЮ!Б!Л!Е!М!ЫП
— Не заставляй же нас ждать.
— А ЧЕМ, я вас умоляю, будет Т-Е-А-Т-Р без напряженного 0!Ж!И!Д!А!Н!И!Я? Вот в чем божественная пытка! Но — в сторону. Вот мое решение. Пусть ЧК держит эту (Бр-р!) «Десницу Славы» (Тьфу!) Ну, mesdames, что вы на ЭТО скажете?
Дамы разразились аплодисментами.
— Браво, Сара, — рассмеялась Реджина, — ты нашла ответ. А теперь все — мы должны серьезно и сосредоточенно предаться злу. Пи-девка! Убери со стола. Достань пентакль, свечи и вонизмы. Мы опять станем призывать Дьявола.
Глава 11
— Так нитчефо и не слутчилосс, Гретч?
— Нитчефо.
— Проклятье!
— Не было проклятья. Не было демонического хохота. Не было Сатаны.
Шима скосил на нее глаза и взревел:
— GEWERKSCHAFTSWESEN! OZONHALTIG![33]
— Это еще что за чертовщина?!
— Взрыв сатанинского хохота, как я себе его представляю, — ухмыльнулся он.
— Больше смахивает на либретто, заблудившееся в поисках Рихарда Вагнера. Ты что, в самом деле ожидал, что я смогу рассказать тебе, как нам явился Дьявол?
— Нет, конечно, но я надеялся хоть на какой-то проблеск реальности — например, появление парочки бабуинов вроде тех наших громил, которые захотели бы принять участие в веселье. В этом доме, где Уинифрид Эшли, ошивались какие-нибудь типчики?
— Ни Боже мой, отлично охраняемый Оазис.
— Подмазанные слуги, а?
— Девчонка с кислой физией — единственная прислуга, и она слишком забитая, чтобы решиться принять какое-то предложение.
— Твои пчелки среди прочего жгли это курение от Салема Жгуна — с прометием?
— Угу. Нелли Гвин — твоя сексапилка Ильдефонса Лафферти — все время на меня заговорщицки поглядывала и строила рожи, а Реджина разозлилась, потому что для Нелл — все шуточки и нет в ней должной преданности Люциферу.
— Пчелки как-то воспринимали эту дрянь с Рт?
— Не-а.
— Ты?
— Не-а.
— Может быть, ты мне объяснишь в порядке любезности, как Рт с их чародейной вечеринки попал в скелеты хулиганов?
— С легкостью — отнес наш Голем.
— Он что, там был?
— Нет.
— Как он его раздобыл?
— Неизвестно.
— Как он его унес?
— Неизвестно.
— Зачем он его взял?
— Неведомо.
— Ты можешь мне разъяснить в доступной форме, какое отношение наш Сторукий-Голем-или-Какеготам имеет к твоим дамам-пчелкам и к их игрушечным шабашам?
— Ни малейшего представления.
— Может быть, он там где-то за кулисами околачивался?
— Может быть.
— Зачем?
— Ни малейшего.
— Где?
— Ответ тот же.
— Просто руки опускаются, Гретх. Я-то уж подумал, что мы наконец приближаемся к решению — пусть хоть какому-то.
Шима так расстроился и пал духом от разочарования, что в голове у него промелькнули слова дедушки: «Ah, le pauvre petit. Он никогда не сможет отражать удары судьбы».
Гретхен пыталась его утешить:
— Но может, разгадка и вправду близка, Блэз. Вдруг она там, у них, только я ее еще не опознала? Я опять пойду в улей.
— А тебя пустят? — безучастно спросил он.
— Они меня пригласили — они приняли меня.
— Тебе так надо зря терять время?
— Да, и по двум причинам: я сама хочу, и я чувствую, что это необходимо.
— Необходимо?
— Психотехника мне не дает покоя, Блэз. Я нутром чую, что в этих дамочках таится какая-то зловещая гниль, где-то там, в глубине.
У Шимы затеплился интерес.
— Такое же гнилое, как наш Сторукий-итакдалее?
— Может быть, что и так. Не знаю. Нужно узнать.
— Угу-м. Но ты сказала, что сама хочешь?
— Да. Они очень понравились мне, Блэз. Все они — личности, непохожие друг на друга, в них есть изюминка, прелесть новизны.
— Только не в госпоже из Ипанемы, — угрюмо заметил он.
— Да, наверное, для того слюнтяя, который был влюблен в нее и спрятал память о ней глубоко в ящик, но у женщин другой взгляд. Она — прелестный шарж.
— Ну да, на человечество.
