Михаил Михеев - Путь домой
Будь Виноградов постарше, поопытнее и посдержаннее, он бы, наверное, сумел перевести разговор в обмен ничего не значащими фразами, а потом и вовсе аккуратно его свернуть. Увы, он так просто не умел, да и церковь в любых ее проявлениях презирал, поэтому дальнейшие его действия были одной сплошной ошибкой. Все действия, начиная с самой первой фразы.
Петр резко хлопнул в ладоши перед носом священника, привлекая его внимание. Тот от неожиданности замолчал, дав, наконец, курсанту вставить слово. Зло ухмыльнувшись, Петр сказал:
– Падре, а не пойти ли тебе проспаться?
– Чего-о?
– Того-о. Вали отсюда. И подбери холодец.
– Какой холодец?
– Который у тебя над поясом свисает. А то растрясешь еще, вони потом не оберешься…
Хотя священник был и очень пьян, до него сразу дошло, что его только что оскорбили. Глухо заворчав наподобие медведя, он начал подниматься из-за стола. Петр тоже встал, оказавшись на полголовы ниже. Все остальные посетители моментально рассосались по стеночкам, с испугом наблюдая за происходящим. Похоже, здесь еще никто не вел таких разговоров со служителями культа. Что же, подумал Петр, я буду первый…
Священник левой рукой схватил Петра за грудки, а правой размахнулся и ударил. Так бьют деревенщины, привыкшие хвастаться необоримой силой удара и не имеющие понятия о великом искусстве рукопашного боя. Надо признать, это был бы крепкий удар, вот только стоять и ждать, когда кулак священника обеспечит ему сотрясение мозга, Петр не собирался. Умело постовленный блок не остановивший, о отклонивший кулак противника, плюс позволить рывку священника подтянуть себя ближе. Тот, на мгновение потеряв равновесие, качнулся навстречу, и Петр с удовольствием врезал пьянице лбом в переносицу.
Не издав ни звука, его противник рухнул назад, перевернув скамью. Курсант ухмыльнулся: не убил, конечно, но сотрясение мозга обеспечил. Пускай полежит – может, чуток поумнеет…
Увы, священник пил не один. Из-за стола, от которого он пришел, вскочили еще двое, в рясах попроще, и бросились на помощь своему то ли товарищу, то ли шефу. Не теряя времени, Петр перемахнул через стол, благо все, что на нем было, уже валялось на полу. Мягко сместился вправо, заставив одного из противников невольно загородить его от второго, поставил блок и в два удара, в печень и в челюсть, разобравшись с ним. Перешагнул через скорчившееся тело, он с ноги врезал второму в пах, добавил сцепленными руками по спине и с чувством врезал уже падающему священнику по почкам. Окинул взглядом поле боя, поверженные тела, лежащие в художественном беспорядке, и довольно выдохнул:
– Ну что, имбициллы, кого еще научить смирению? Только дернитесь мне – я из вас такой паззл нарежу, что ни один хирург не соберет!
– Остановись, сын мой! – из-за стола поднялся четвертый член той компании. На вид он был старше остальных, богаче одет и, по виду, абсолютно трезв. – За что ты избил моих братьев?
– Отвали, дядя, отец у меня и так есть, и на тебя он не похож. А твоих братьев во Христе, если они еще раз мяукнут, я вообще по стенам размажу.
– Не богохульствуй! Брат Петр пытался наставить тебя на путь истинный, он был в своем праве, а ты…
– А я был в своем. Греби отсюда, пока ласты не оторвал.
– Да что ты себе позволяешь, сопляк!
– Что хочу – то и позволяю. Ишь, моду взяли – наставлять… Как-нибудь переживу своим умом, – фыркнул Петр остывая. Надо же – избил своего тезку. Это его не то чтобы рассмешило, скорее, сняло напряжение. – Я вас не трогаю, а вы ко мне не подходите – целее будете.
– Уважение к смиренным служителям Господа нашего проявлять должно, – наставительно поднял палец священник. – Именем его несем мы истину…
– Бумажку покажи.
– Чего?
– Бумажку на право говорить от имени Господа.
– Святая церковь…
– Харэ ерунду пороть. Есть доверенность от Бога на ведение дел от его имени, с подписью и нотариально заверенная? Нету. Вот и греби отсюда. Принесешь такую бумагу – поговорим, а нет – ты никто и звать тебя никак.
– Еретик!
– От еретика слышу. Сиди и пей свой компот. Хозяин, пива мне. Бегом!
Что там священник бухтел дальше, Петр не слушал. Пиво ему доставили моментально и смотрели испуганно, однако постепенно атмосфера в зале нормализовалась, хотя количество посетителей заметно уменьшилось. Все правильно – наиболее осторожные предпочли отойти подальше от места столь опасных разговоров. До Петра тоже дошло, что он погорячился и стоило промолчать, однако знание это пришло поздно, и надо было теперь делать хорошую мину при плохой игре, то есть всячески демонстрировать окружающие, что ему на все и на всех наплевать, а страх – это вообще чувство, ему не свойственное. А под ложечкой-то сосало…
В самом деле, церковь в жизни местных занимала очень большое место. Не вера, а именно церковь. Сейчас Петр ухитрился рассориться с ней, а значит, подставился под удар мощнейшей из существующих в этих местах структур. Надо было двигать отсюда как можно быстрее, но то ли гордость, то ли мальчишеское упрямство, то ли просто гонор заставляли его сидеть, пить ставшее вдруг противным пиво и делать вид, что ему безразлично все и все. Возможно, он все таки, допив кружку, ушел бы, а потом, подняв Викторию, сбежал отсюда куда подальше, но все испортил трактирщик. Самолично поднеся курсанту кружку "за счет заведения", он шепотом попросил его немедленно убираться. Вот тут Петр и встал на дыбы и популярно объяснил трактирщику, что у него за комнаты уже уплачено, и он собирается воспользоваться оплаченными услугами по полной программе. А трактирщику стоило бы завести нормального вышибалу, чтобы драки предупреждал и не давал мешать клиентам спокойно ужинать. А если трактирщик хочет неприятностей – он их сейчас устроит, и пусть только кто-нибудь еще посмеет его тронуть – он эту халупу раскатает по бревнышку и за ущерб платить не будет. Сказав это, курсант зачерпнул из стоящей на столе плошки соленых сухариков, кинул их в рот и отправился к себе, матерно ругаясь на всех присутствующих. Правда, мысленно – не хотелось совсем уж обострять. В принципе, он бы сейчас с удовольствием убрался куда-нибудь подальше, но на улице могло оказаться опаснее – здесь можно было хотя бы не опасаться удара в спину, забаррикадировавшись в комнате. Ну а лоб в лоб Петр никого здесь не боялся.
У себя в комнате Петр, правда, задержался ровно на то время, которое ему потребовалось чтобы подхватить свои так и не разобранные вещи, после чего он переместился в комнату Виктории. Та уже засыпала и испуганно вытаращилась на него, натянув одеяло до подбородка.
– Оденься, я не смотрю, – коротко бросил Петр. – И давай быстренько, не тяни кота за… хвост.
