Виктор Милан - Джокертаунская комбинация
Северное сияние плясало, словно украшенное драгоценностями покрывало встряхивали на фоне усыпанной звездами черноты ночного неба. Было очень холодно, и каждый вздох царапал, словно грабли скребли по легким. Ледник, что венчает пик Да’шалан, трещал и стонал. Хруст снега под ногами, да изредка кашель телохранителей. Тис держал глаза закрытыми, зарывшись лицом в шею отца. Шаклан пах амброй и мускусом, и резким, едким запахом пороха.
Блестящее, как зеркало, озеро отражало переливы северного сияния. Ледяной пловец скользил по поверхности замерзшей воды. Все это сопровождалось нежным звоном колоколов. Он накренился и с шипением скользнул, причалив к берегу. Ледяные осколки ударили Тиса в лицо. Он облизнул губы и почувствовал резкий вкус горной воды, когда лед растаял от его горячего дыхания.
Они были на борту, и ветер колол щеки, пока ледяной пловец скользил по озеру.
– Возьми румпель, Тис.
– Не могу, папа. Ветер… Он слишком холодный.
Мужчина шагнул вперед. Северное сияние окружило его темную голову ярким ореолом. Бело-серебристый плащ, перекинутый через его руку. Мех его был так нежен, а ворсинки так сверкали в свете звезд, что казалось, будто бы он соткан из снега. Он поклонился.
– Мэм, – его голос был таким благоговейным, таким глубоким, каким бывает у мужчины, желающего показать, что он находит женщину прекрасной. Тахион растерялся. Маленький мальчик в замешательстве посмотрел на отца.
Шаклан улыбнулся и кивнул.
– Теперь о вас позаботится Изгой.
Тахион оглянулся на незнакомца, и недоумение трансформировалось в новую, более привычную для таксианца эмоцию – подозрение. У человека был странный цвет волос. Черные волосы? До того, как он/она прилетел/а на землю, Тах ни у кого не видел/а волос такого цвета, разве что у крашеных жеманниц из дома Алаа. А его одежда? Простая коричневая одежда, лишенная всякого стиля. И еще одно свидетельство того, что незнакомец в ее сне не был таксианцем, – имя. Таксианские пси-лорды носили свои прозвища не просто с гордостью. Это был крик, вопль о внимании. Тысяча, пять, десять тысяч лет тщательнейшей селекции были заложены в имени. Можно ли сравнить его с чем-то? Можно ли найти нечто, равное по благородству? Конечно же нет. Я бесподобный, несравненный. Я Тисианн брант Т’сара сек Халима – он мог продолжать в том же духе еще час. Но у нее не было времени. Опасность вторглась в царство его сна.
Тах отступал, пока не подошел вплотную к коленям отца.
– Нет, папа. Не оставляй меня, – это был яростный шепот.
Шаклан усмехнулся, покачал головой, потом склонился над руками Тахиона. Потоки его золотых волос попали в луч света и блестели, словно крученая проволока. Тах прижался ртом к уху Шаклана и продолжал умолять. Но слова, казалось, превращались в простые колебания воздуха, а волосы Шаклана липли к растрескавшимся губам Тахиона.
– В руках Изгоя ты будешь в такой же безопасности, как и в моих руках.
Шаклан быстро поцеловал каждую ладонь Таха, а потом сложил их вместе, будто так ребенок мог сохранить эти поцелуи. Это был любимый их ритуал, и Тах слабо улыбнулся отцу. Страх забылся. Шаклан подвел Тахиона ближе к Изгою.
Человек заботливо обернул плащом ее плечи. Что-то в этой сбивающей с толку смене пола снова сильно смутило ее. Длинные белые волосы смешались с мехом. Тах нахмурился. Даже волосы, казалось, играли бриллиантовыми огнями. Это напомнило ей о рисунках в ярких романтических японских комиксах, которые Блез бывало разбрасывал по квартире.
– Это глупо. Мои глаза тоже сияют как звезды?
Вопрос, казалось, оживил Изгоя. Кончики пальцев слегка коснулись козырька его черной тканевой фуражки, затрепетали на рукояти рапиры, висевшей на кожаном ремне, будто мужчина пытался увериться, что не забыл надеть свои брюки.
– Принцесса, я шепот облака, голос ветра.
– Ты! – Невольно ее руки вцепились в мягкую кожу его куртки. – Помоги мне.
– Скоро.
Изгой наклонился, его губы скользнули по тыльной стороне ее ладони, когда раздался хриплый смех. Они отпрыгнули друг от друга, и Тахион растерянно посмотрел на пингвина с ироничным человеческим взглядом, скользящего на коньках рядом с судном.
Грохот двери, распахнутой настежь, вырвал ее из сна. Блез вернулся. Отблески фонарей заставили Тахиона мигать словно крота, вытащенного из-под земли. Из ставших чувствительными глаз потекли слезы.
– Дедушка, мне следовало прийти… – он замолчал внезапно, грозная морщинка отчеркнула его переносицу. – Эй! Ты где достал эту чертову одежду?
– Зашел за ней в «Сакс». А ты как думаешь? Их швырнули в дверь вместе с моей баландой.
– Понятно… Я слишком долго отсутствовал. Люди стали относиться к тебе мягче. Но теперь я вернулся, и тебе будет приятно услышать, что я разрушил клинику. Ты ужасно разочаровал кучу людей там, в Джокертауне.
Каждое слово, казалось, жгло, словно капля кислоты. Тах моргнул, отчаянно пытаясь сосредоточиться. В конце концов ей это удалось, и она налетела на Блеза как боевой петух.
– Ты чудовище! Злобный безродный ублюдок! Что ты сделал с моими людьми?
Блез легко сбил ее с ног и послал ей воздушный поцелуй.
– Ты прекрасна, когда злишься.
Пятеро молодчиков, сопровождавших Блеза, рассмеялись. Они все были пьяны, и все они отпускали замечания, пропитанные запахом виски и отличающиеся лишь своей грубостью и пошлостью, перебрасываясь ими, словно играя в бадминтон.
Звук расстегнутой молнии на брюках Блеза оборвал пьяное бормотание и стеб.
– Разденьте его, – сказал Блез, безнадежно запутавшись в местоимениях.
Даже сейчас, когда ужас вцепился ей в горло, Тахион заметила, что голос Блеза стал глубже. Он становился мужчиной. Очевидно, он вновь собирался доказать Тахиону, что он уже мужчина.
– Блез, не делай этого. Это поступок животного. Как ты можешь брать женщину таким образом? Как ты можешь прикасаться ко мне? – Тахион умолял.
Парни приближались. Тах отшатнулся от них. Шаг в такт каждому отчаянному слову. Стена приблизилась с ужасающей внезапностью. Бежать было некуда.
Они схватили ее и разорвали на ней одежду. Когда ее повалили на пол, ее ноги раздвинули. Сведенные бедра горели, а бетон под ее голыми ягодицами был ледяным.
Блез раздевался с продуманной неспешностью. Он отдал свой свитер, рубашку и брюки другому парню, который сложил их с почти благоговейной аккуратностью. Тах изогнулся, чтобы смотреть, предпочитая видеть приближающийся ужас. Член Блеза свирепо торчал из рыжей растительности.
Голова Таха ударилась о бетон с громким стуком, когда она начала яростно вырываться. Она думала, что сможет лечь и расслабиться. Она ошибалась. Таксианское воспитание не позволило. Это было изнасилование. Преступление, практически неизвестное в ее мире. Акт настолько гнусный, что считался формой безумия.
