Александр Бушков - Кошка в светлой комнате (сборник)
Я остановил машину, выпрыгнул на обочину и лег в траву. Кати спросила что-то – я жестом попросил оставить меня в покое. Вот и все, мой генерал. Вот и все, дорогие академики и светила. Вот и все, Ламст. Наконец-то я разгадал загадку. Я давно забыл эти романы, не то вспомнил бы все, понял бы все гораздо раньше…
Предположим, что существует негуманоидная разумная раса, умеющая многое из того, что мы пока не умеем. Не будем пока ломать голову, откуда они к нам прибыли и как к ним угодил Бауэр.
Предположим, что у них самих никогда не было художественной лите-ратуры и каждый кристаллик из библиотеки Бауэра они приняли за конкретную информацию о Земле и ее человечестве, каждый кристаллик облекли в плоть и кровь и стали искать в созданном разумное начало, которого никогда там не было – такие уж книги, за редким исключением, собирал бедняга Руди…
Я кропотливо перебрал все названия. Герои моей второй галлюцинации, свидетели убийства Кеннеди – герои нашумевшего в свое время романа Вудлера «Тысяча лет от рождества Иуды». Штенгер вынырнул прямиком из бестселлера «Ангел в грязи». И с остальными, без сомнения, то же самое – главные и второстепенные персонажи…
Что же в таком случае должны были думать пришельцы, наблюдая Штенгера, Проповедника, Несхепса с компанией? Бессмысленную вражду вурдалаков и Команды? Сытых бездельников? Если сами обитатели этого мира поняли, что он нелеп и не имеет ни будущего, ни целей, то какой вывод должны были сделать пришельцы?
Они могли с точки зрения той информации, которой располагали, сделать и такой вывод: Разум и странные двуногие существа не имеют между собой ничего общего. Поэтому Бауэр и сидит возле обломков «Орлана» выпотрошенной куклой, поэтому Ревущие Холмы сопротивляются любым попыткам приблизиться к ним. Боюсь об этом думать, но, похоже, они махнули рукой на свое творение, и эксперимент продолжается только потому, что каждый уважающий себя ученый считает своим долгом довести опыт до конца. Быть может, их этика и мораль не позволяет разрушить однажды созданное. Хватит ли у них смелости и объективности сделать новые выводы, когда я вплотную подведу их к этому?
– Блестяще. – Кто-то несколько раз хлопнул в ладоши. – Просто великолепно.
Я вскочил. Рядом стоял Мефистофель, он был точно таким, как во время нашей первой встречи, но теперь я уже не считал его пришельцем, я знал, что и он сошел со страниц, правда, не «Фауста», – «Зачарованный лес» Шеммеля…
– Привет, – сказал я.
Он галантно поклонился Кати и подал мне узкую ладонь – тонкие пальцы в самоцветных перстнях.
– Чем обязан? – спросил я не очень приветливо.
– Всем. Всем, что вы здесь натворили.
– Ничего особенного я здесь не натворил.
– Как знать… Давайте отойдем.
Мы отошли от машины метров на двадцать.
– Я вас поздравляю, – сказал он.
– Значит, я угадал?
– Угадали.
– И вы тоже…
– И я, – сказал он.
– Послушайте, – сказал я. – Все я понимаю, кроме одного: где же вы сами, у какого берега?
– Примерно посередине, – сказал он. – Это всегда страшно – находиться посередине, а уж тем более здесь… Что вы знаете – город, лес, драконы? Свой пятачок вы обследовали досконально, но выше вам не подняться…
На меня повеяло отголоском какой-то трагедии, еще более тягостной, чем та, которую переживали город и лес. Сколько же этажей у проклятого эксперимента?
– Много, – сказал Мефистофель.
– Я могу что-нибудь для вас сделать?
– Можете. Убирайтесь отсюда.
– Не могу.
– Ах вот оно что… – Он оглянулся на джип. – Ну, это не проблема. Вашу очаровательную спутницу вы смело можете забирать с собой, за пределами острова она не рассыплется, не сгинет, это вам не подарки черта, сделано на совесть…
– А временной барьер?
– Направляясь на остров, вы пересекли его беспрепятственно, так же будет и на обратном пути.
– Нет, – сказал я. – Мне еще нужно заехать в одно место…
– Бросьте. Да, вы их помирите, в этом нет ничего невозможного, но нет и смысла. Вы правы. Во всем. Мы – герои забытых книг, все до одного. Хозяева эксперимента ничего не поняли. Но ваша правота – ваш проигрыш. Крохотный жучок забрался в громадный механизм, ползает по блокам, замыкает контакты… Вы дождетесь, что вас отсюда выметут как случайную досадную помеху. Ничего вы им не докажете, они вас попросту не видят. Микробы не могут договориться с вами, вы не можете договориться с экспериментаторами, а где-то есть великий и могучий, с которым не смогут договориться они. И так – ad infini-tum[1], этажи, уровни…
– Софистика, – сказал я.
– Святая истина, – сказал он. – Если не верите – поворачивайте назад, пробивайтесь к Холмам, пока не увязнете. Я хочу вас спасти – для жизни, для любви. Возвращайтесь. Не стоит биться головой об стену. Позорно сдаваться, когда остались неиспользованные шансы, но если их нет… Отдайте шпагу. Не принимайте близко к сердцу невзгоды и горести обитателей этого мира. Никаких обитателей нет. Они – плесень в лабораторной чашке, муравьи под стеклом, у них нет ни прошлого, ни будущего. Впрочем… Впрочем, если вам так уж хочется их облагодетельствовать, вывезите их отсюда. Просто эвакуируйте. Достаточно двух-трех теплоходов…
Вот это была настоящая приманка, без дураков, и я едва не клюнул. В самом деле, чего проще – вырвать их отсюда, увезти…
Ну а Контакт? Кто знает, не возникнут ли на опустевшем острове новые города, еще более уродливая и фантасмагорическая ситуация? Нет, принимать подарки от дьявола опасно, даже если дьявол этот сошел со страниц забытого романа…
– Я не сведущ в демонологии, – сказал я. – Как заставить вас исчезнуть с глаз долой? Пентаграмму чертить?
– Значит, вы все же хотите…
– Значит, я все же хочу.
Он грустно улыбнулся и медленно растаял в воздухе. Как в сказке, дольше всего продержалась улыбка – на сей раз укоряющая. Я плюнул, вернулся к машине и сел за руль.
– О чем вы говорили? – встревоженно спросила Кати.
– О смысле жизни, – сказал я. – И этого типа вы боялись? Ну, братцы…
Мы проехали миль десять. Зеленая равнина сменилась березняком, в котором удобно было остановиться для некоторых надобностей. Я остановил машину, и мы разошлись в разные стороны. Возвращаясь, я услышал крик.
Кати стояла у машины запыхавшаяся, растрепанная, с кровоточащей царапиной на щеке, показывала в ту сторону, куда уходила, и повторяла:
– Там… там…
Я сцапал ее за плечо и хорошенько встряхнул. Пират с лаем прыгал вокруг нас, а потом вдруг притих, прижал уши, взъерошил шерсть на шее, настороженно поглядывая в ту сторону. Оттуда донесся короткий мощный рык.
