Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя
– О, милый, как хорошо, что ты приехал!
– Привет, мам. – Я разомкнул объятия, чтобы ей улыбнуться. – Я вам тут привез кое-что.
– Ой, ну что ты, в самом деле, не стоило!
Я достал из сумки жестяные банки с конфетами и вино в пластиковом пакете магазина беспошлинной торговли.
– Это что, весь твой багаж?
– Еще «Медведь». – Я глянул в окно. – Мне бы его в гараж убрать.
– Джорджи! – крикнула мама. – Выгони «вокси» из гаража! У Ричи с собой картина!
В прихожей нарисовался папа – в пушистом желтом свитере и заношенных коричневых штанах.
– Мой мальчик! – воскликнул он, прижимая меня к груди.
– Ах, как мило, – вздохнула мама, глядя на нас. – Жаль, что Анна с Камиллой не приехали!
Я помрачнел:
– Да, жаль… На самом деле, я и сам тут чудом оказался. По удивительной просьбе очень странного покупателя.
Я закинул чемодан в свою детскую комнату – выкрашенную в бирюзовый цвет коробку с письменным столом у окна. Над узкой детской кроватью по-прежнему висел выцветший плакат с Клинтом Иствудом из фильма «Грязный Гарри» и футбольный календарь «Арсенала» за тысяча девятьсот семьдесят девятый год.
– Мне нравится, как вы тут все переделали! – сказал я маме, молчаливой тенью стоящей у меня за спиной.
В ответ она шутливо стукнула меня рукой в прихватке:
– С чем будешь жаркое? С рисом или с лапшой?
Имелись в виду рис и лапша, которые следовало заливать кипятком – и то и другое на вкус было ужасно. Лапшу, например, она всегда передерживала.
– С лапшой. Лапша – это отлично.
– Только давай им сперва позвоним! – Она нетерпеливо подергала меня за свитер. – Давай, сообщишь, что доехал! Я хочу поздороваться с внучкой!
– Ладно, – согласился я с деланой бодростью. – Я только вещи разложу, и позвоним.
Когда она вышла из комнаты, я закрыл дверь и сел на кровать. Посмотрел на экран мобильного: ни звонков, ни сообщений. Но я человек хитрый, я позвонил на домашний.
– Алло? – с французским прононсом ответил голос, явно принадлежащий моей супруге.
– Анна, это я.
– А, ты доехал…
– Да.
Молчание.
– Слушай, мама очень хочет поговорить с Камиллой, поэтому я и…
– Да, хорошо.
Она позвала Камиллу, трубка легла на стол и вскоре была поднята маленькими ручками.
– Бабушка?
– Нет, зайка, это я.
– Ой, пап, привет! А я поймала песчаных угрей!
– Молодчина! Вы их есть будете?
– Да, мама сейчас их жарит. А ты прямо до бабушкиного дома на пароме доехал?
Я рассмеялся:
– Нет, бабушка живет не у моря. Я на машине ехал.
– А… Ясно.
Я воспользовался паузой в разговоре, чтобы прислушаться к звукам на заднем плане. Я представлял напряженную позу Анны, думал, одна ли она готовит, или Инес хлопочет на кухне вместе с ней.
– Как дела у мамы?
– Она тоже поймала рыбу. А дай мне теперь с бабушкой поговорить.
У меня упало сердце.
– Конечно, милая. Сейчас дам ей трубку.
Я открыл дверь и обнаружил маму в коридоре нервно теребящей руки, с которых она наконец сняла прихватки.
– Это моя маленькая Кам-кам? – спросила она, просияв.
Я снова закрылся в комнате, слушая, как журчит за дверью их беседа. Дочка была в прекрасном настроении. Значит, Анна ей пока ничего не сказала о нашей ссоре. Ссоре… Какая уж это ссора, это всемирный потоп.
После ужина мама мыла посуду, а мы с папой сидели в гостиной на диване – таком старом, что он заслуживал отдельной статьи в семейной энциклопедии.
«Оранжевый диван в цветочек, прибл. 1953 г. Продавленный и обветшавший, этот винтажный оранжево-зеленый диван тем не менее является неизменной усладой для всего семейства Хэддонов – особенно для Джорджа, который любит выкурить на нем сигару по случаю победы „Арсенала“. Свидетельства этой давней традиции – прожженные в обивке дыры – вы видите на северо-западном подлокотнике рядом с журнальным столиком, на котором Эдна Хэддон держит блюдце соленых орешков».
– Шерри? – предложил папа, направляясь к пустой книжной полке, которая служила в доме баром.
– Можно.
– Тебе к нему сыру или что там у вас, французов, полагается?
Я рассмеялся и принял у него маленький бокал:
– Ничего не надо, пап. И так хорошо.
– Ну? – произнес он, устраиваясь в кресле у телевизора. – Какие новости? Анна говорила, твоя последняя выставка имела большой успех.
Моя вежливая жена свято блюла традицию воскресного общения с родителями. Если тесть с тещей не уезжали в Бретань, каждое воскресенье мы обедали у них в пригороде Парижа, и в паузе между основным блюдом и десертом Анна звонила моим и рассказывала, как у нас прошла неделя и что намечается на следующей. В этом плане она на удивление внимательна.
– Да, купили довольно много картин по очень хорошим ценам. А потом я вляпался в эту историю. – Я махнул рукой в сторону гаража за окном, где теперь стояла машина с «Медведем».
– Ясно, – ответил папа, как будто ему действительно что-то было ясно. – И сколько ты у нас побудешь?
Я потянулся к бокалу:
– Не знаю, как пойдет. Вообще я должен привезти «Медведя» покупателю во вторник, но я хочу перенести встречу на пораньше.
– Ты же говорил, что от тебя потребовали приехать раньше.
– Ну да. – Я отпил. – Но пока я сюда ехал, там опять все переиграли.
– Понятно… – задумчиво протянул папа. – Вернее, честно говоря, не очень. А у Анны как дела?
Я поскреб затылок.
– Хорошо. Ну, то есть как всегда: устала, заработалась… У нее новое дело. Группа свежеиспеченных мамаш, не подозревавших, что во время беременности следует воздержаться от вина, требуют лепить на этикетки огромный логотип.
– Они больные?
Я чуть не поперхнулся шерри:
– Что?! Да нет, пап, они не больные, они просто… даже не знаю, как назвать. Недостаточно просвещенные.
Мы допили шерри, слушая звон посуды из кухни.
– Насчет второго-то не думаете?
– Господи… – Я встал и пошел за бутылкой.
– Ну, лично я жалею, что мы в свое время не собрались. Когда мы об этом задумались, тебе было уже семь. Камилле сейчас сколько, пять?
– Пять.
– Вот, сейчас или никогда. У меня с братьями разница в два года – и это считай, что никакой. У Эдны с Абигейл пять лет, и они почти не общаются.
– Если так, то нам уже поздно.
Папа сдвинул брови.
– Возможно.
Я вздохнул и снова сел. Шерри согрело меня – как и жаркое, которое никак не могло улечься внутри. Мне захотелось выложить отцу всю правду, попросить у него совета. В конце концов, он ведь тоже попался на измене. Хотя я и не знаю, как далеко там все зашло, но наверняка достаточно для того, чтобы он имел мнение о необходимых действиях в такой ситуации. Но тут в дверях, вытирая тарелку, появилась мама.
