Sib - Пилот
И по дороге решили мы с Александром хозяев наших маленько побаловать. Заехали в Олимпи, это у аэродрома деревенька такая обосновалась. И купили там по наводке местной мелкоты овечку свежеубиенную, невеликую. На шашлык. Уксуса виноградного и зелени всяческой у тётушки Марии своих невпроворот. Огород тоже на снабжение таверны рассчитан. Сашка маринад замешал. Я мясо шинкую на куски порционные. Морсик нам помогает усиленно. Не мешает! Смирно сидит, помалкивает, слюнями изошёл и нас томными взглядами изводит. В награду за помощь и долготерпение много не требует. Мясца только, за-ради Христа. Расслабились мы с Саней. Отвернулся я на секундочку, нож поправить на оселке. Поправил, а резать-то более нечего. Нет ноги бараньей! Передней левой! Ушла в самоволку! Правая половина овечки пока в мешке, на высокой ветке висит. Заднюю левую Сашка пластает из рук не выпуская. А моя, передняя левая – ушла в сторонку за камушки. И потрескивая косточками, в Морса так и норовит поскорее забраться! Слиться с ним в единении. Это хорошо, что я с неё почти всё мясо срезать успел. На позвоночнике немножко оставалось.
– Эй ты!! Раб желудка перепончатолапый! Где нога?
– Какой нога?! О чём вы это, кириэ, со мной беседуете?!
– Левый! Овеческий!
– Нет. Что-то не упомню! Не пробегал!
– Монморанси! Да ты – вор!
– Господь с вами, кириэ, честного маленького фокстерьера обидеть всякий норовит! А второй ножкой не угостите? Ну, хоть тем, что от неё осталось. На первой косточки нежные, сладкие, мягонькие оказались, и даже маленько мяса! Но, крайне мало!
– Вот! Признаёшься, воррюга?!
– В чём, простите?
– Сожрал ногу! Украл и сожрал!
– Ой, ну что вы! Она сама пришла и отдалась мне без остатка. Можно даже утверждать под присягой – она в меня силой проникла. Я на неё рычал, лапами отбивался, но, увы, не преуспел. Теперь вот, придётся переваривать. Такая настырная нога, жуть!
Часам к семи, работы домашние у хозяев оказались все переделаны. А у нас с Шуриком, мяско промариновалось. На берегу мангал из камней сложенный углей набрал, и пригласили мы общество на посиделки. С шашлыками на фоне моря и прибрежных скал. Шампуры я собой из Тюмени ещё прихватил, два десятка. Вещь первой необходимости. Мало ли где нужда в них случится? Вот и пригодились шампурчики.
Как поспела первая партия, выпили все вина за сегодняшний мой успех несомненный. Катя речь сказала о моём пилотском таланте. И до шашлыков дело дошло. Мы с Саней пример подаём, на шашлык дуем, обжигаемся и слюной захлёбываясь, зубами его с шампуров рвём, как волки голодные. Славные удались шашлыки. Понравилось нам. Покивали мы народу поощрительно. Мол, плиз! Чезарята по нашему примеру прямо с шампуров трескать ринулись. Бедные, голодные детки. Остальные переглянулись и вслед за чезарятами тоже осмелели.
Распробовали они наше произведение, винцо в ход пошло. И поехало. Только Морс грустил, под зад коленкой получив, и держался в безопасном отдалении. Мечтал он там. Когда второй комплект созрел, я, винца принявши, подобрел, из мешка отходы шашлычного производства вынул и снизошёл до паразита:
– Лови, уж! Жулик прохиндейский!
– А пинаться не будешь? Чо-то ты сразу такой добренький стал?!
– Ладно уж. С обиженными знаешь, что бывает? Бери, пока дают!
Морс легко вынул из воздуха пролетавшую мимо мосолыгу, и ушёл общаться с ней за скалу крутую. Пока не отняли. А дядечка Дима, разгорячённый шашлыками и дорогим вином, вдруг поинтересовался моими планами в отношении любимой племяшки. И привёл меня в уныние и полную растерянность. Пока я мрачно размышлял о перспективах наших на свадебное путешествие, в разговоре приняла участие кирия Катерина. Предерзостно на дядю глядя, она крайне почтительным тоном выдала длинную фразу. Или пять. Горным потоком. Я только и разобрал – "сама" и "взрослая женщина". Чезарята на меня уставились открыв рты, и даже жевать позабыли.
Настроение моё напрочь умерло, на месте. Не доел я второй шампур. Извинился, встал и в печали под оливы побрёл. Вот же спросил мужик! А я блин, знаю? Предложение кирии мне нетрудно сделать. "Поедем красотка кататься, чужие миры обживать"! И она всё бросила! И она поехала, и она понеслась со мной на перегонки! Нахрен! Убрел я под достопамятные те оливы, улёгся, ноги на те оливы задрал, и так мне закурить захотелось, мрак просто. Ведь так и не курил с аэропорта Тюменского. Уже и как-то терпимо стало, а тут нахлынуло. Травку какую-то сорвал. Лежу – жую, баран – бараном! А чё делать-то? А фуй его знает!
Шаги слышу, песок скрипит чуть слышно под ступнями маленькими. Катенька-Катюша. Шампур мой недоеденный и еще два к нему, с запасом. И вина кувшин у неё с собой, и покрывало через плечо. Всё мне принесла. Расстелила покрывальце, вручила недогрыз, села рядышком, боком горячим прижалась ко мне. Из горлышка кувшинного отхлебнула. Взяла себе шампурчик и, как ни в чём не бывало, кушать стала. И всё молчком. Только улыбается ласково. Ну и растаял я.
– Выходи, Катя, замуж за меня. Выйдешь?
– I don't understand!
И улыбается. Ой братва, всё она понимает. Чую – нутром чует! Мозги пудрит! Ну, коль ты так, и я тоже эдак. Ты не поняла, и я ни-ши-ша-не-по-ни-ма-ю! Вотаквот! И с аппетитом докушал шашлык. Весь. И вино выпил. Литра два. "Бывали дни весёлые…". О! Катя подпевать принялась! Она тоже с литр засосала! Пока гуляли мы с Катей, ночь пришла. А нам трынь-трава, песня про зайцев. На этом берегу исполняется впервые! Катя хохочет и нагишом в воду меня тянет Да! Мы будем сейчас купаться в Средиземном море совершенно голые с любимой женщиной. И ничего тут такого нет! Не любит- полюбит! Полюбит – поедет! "Устоим хоть раз! В этот жуткий час! Все напасти нам будут трынь-трава!"
Утром я опять проснулся ни свет, ни заря. Как так выходит? Сплю мало, а высыпаюсь, будьте-нате! В половине шестого – как штык! А Катя спит, спиной ко мне прижавшись. Выскользнул я ужиком из под простынки, Катеньку накрыл, простынку под бочки подоткнул, чтоб не дуло ей прохладой утренней. Джинсы-майку на плечо, сандалики в руку и на цырлах – вон удалился. Не дай Бог – разбужу ненароком!
Умылся, только штанцы на себя взгромоздил, и услышал как у пристани дизелек затарахтел. Дядя Дима на промысел собрался. Подумал я секунду-другую, и решил с ним податься. И помочь мужику не помешает, раз я выходной сегодня, и может статься – поговорим, чтоб не косился. Объяснимся, так сказать. Эх, мне бы с Катей бы объясняться бы. В любви навеки. А страшусь! Кто я? И кто Катя? Впрочем, это уже старая песня. А с дядьком вот – вознамерился! Так и кто я после этого?! Правильно, мои маленькие радиослушатели! Самый, что ни на есть – "дибилиус вульгариус"! К тому-же упрямый, как все вульгариусы.
