Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Бенедиктов Кирилл Станиславович

– Если бы вы знали, как я была близка к цели пять лет назад! Я стояла уже на пороге великой тайны! Если бы только у меня была карта...

– Так зачем вам понадобился старик Йонс? – грубовато спросил Раттенхубер, высвобождая руку.

Фон Белов досадливо поморщилась.

– Сам он мне совершенно не нужен. Лишний балласт, к тому же излишне впечатлительный. Но вот его пес... это совсем другое дело.

Она со вздохом взяла с топчана книгу доктора Даре и принялась рассеянно перелистывать страницы.

– Могучий зверь, настоящий Проводник. Без него мы вряд ли сумеем найти дорогу.

– Дорогу? – удивился Раттенхубер. – Я полагал, что у вас есть карта.

– Карта, дорогой мой Иоганн, это всего лишь кусок бумаги. К тому же – буду с вами откровенной – в моем распоряжении только половина карты. Но там, куда я хочу проникнуть, мы заблудимся без Проводника.

– Вы меня окончательно запутали. Получается, мы не знаем, куда идем? Но фюрер говорил, что вы точно установили местонахождение тайника.

Мария захлопнула книгу и швырнула ее обратно на топчан.

– Послушайте, Иоганн! Я действительно знаю, что представляет из себя тайник, и где он находится. Если я скажу вам, что на заднем дворе этого дома закопан клад, будет ли это означать, что я дала вам точные координаты?

– Разумеется, нет. Чтобы найти его, мне придется перекопать весь задний двор.

– Вот именно! В данном случае «задний двор» – это квадрат со стороной в десять километров, сплошные горы и непроходимые дебри. К тому же то, что мы ищем, находится под землей.

Раттенхубер подошел к окну и с равнодушным видом стал разглядывать сверкающие на солнце снежные вершины.

– У меня к вам только один вопрос, Мария. Сообщили вы об этом фюреру, прежде чем получить разрешение на поездку, или предпочли скрыть от него некоторые неприятные подробности?

– Скрыть? Не смешите меня, Иоганн. Фюреру незачем вникать во все детали. Я взяла на себя ответственность за успех нашей экспедиции – по-моему, этого вполне достаточно.

Раттенхубер не нашелся, что ответить.

Маленький отряд дядьки Ковтуна добрался до перевала уже ночью.

Могли бы и пораньше, но наткнулись на партизан. Партизан было человек двадцать, в основном кубанские казаки, хотя командовал отрядом карачаевец, бывший агроном из станицы Зеленчукской. Звали его Асланбек, и Лехе Белоусову он сразу не понравился.

– Драпаете? – спросил он Ковтуна, обводя маленький отряд недобрым взглядом.

– Драпают вошки с одежки, – с достоинством ответил дядька Ковтун. – Мы организованно отступаем.

– Думаешь в Сухуми отсидеться? – презрительно спросил Асланбек.

«Сухуми? – удивленно подумал Леха. Он был там совсем еще пацаненком – мать ездила в санаторий, и взяла его с собой. Сухуми запомнился ему сказочным городом, где можно было сколько влезет купаться в теплом море, и от пуза объедаться медовой хурмой. Неужели побережье уже так близко?»

Ковтун пожал плечами.

– Какой Сухуми? Мы идем на перевал. Кто там сейчас, знаешь?

– Стрелковый полк, – неохотно ответил Асланбек. – А тебе какая разница?

– Та, что у меня есть важные сведения о передвижении врага. А ты, дорогой, препятствуешь мне довести их до сведения командования.

– Ты мне зубы не заговаривай, – рассердился Асланбек. – Я вот сейчас шлепну тебя и всех твоих парней, как трусов и паникеров – будешь тогда знать!

– Тогда я уже знать ничего не смогу, – рассудительно ответил дядька Ковтун, – потому что мертвые не имут не только сраму, но и розума. Давай-ка лучше отойдем и в сторонке с тобой потолкуем...

О чем говорили два командира, для Лехи осталось тайной. Но только после этого разговора Асланбек дал команду своим, и те опустили нацеленные на казаков винтовки.

– Ладно, идите, – хмуро сказал карачаевец. – Дорога свободна, но если наткнетесь на нашего брата, скажите – «Къарнаш [16] Асланбек велел пропустить».

– Вы тут смотрите в оба, – посоветовал ему Ковтун, – немец прет с севера огромной силищей, а солдат у него подготовленный, хваткий.

– Напугал ежа голой жопой, – хмыкнул кто-то из партизан.

– Не учи ученого, – сказал Асланбек. – На этой дороге мы дивизию остановим.

– Ну, бог в помощь, – усмехнулся Ковтун. – Пошли, ребята.

Больше по дороге на перевал им никто не встретился.

Звезды высыпали над горами крупные, как горох. Луна пряталась где-то за острой, как клык, вершиной, голубоватым светом поблескивал далекий ледник.

– Стой, кто идет! – окликнул их хрипловатый голос. Леха огляделся, но никого не увидел.

– Свои, – отозвался дядька Ковтун. – Гвардии сержант Ковтун и четверо парней из Майкопа.

– Оружие на землю, – скомандовал голос.

– Давай, ребятки, – Ковтун повернулся к своему отряду. – Это наши, точно. Не дрейфьте!

Леха неохотно положил винтовку на дорогу. Остальные последовали его примеру.

От темных, будто вырезанных на фоне звездного неба, скал, отделились фигуры невидимых до того солдат. Они окружили казаков, наставив на них стволы автоматов.

– Документы, – потребовал обладатель хриплого голоса. Ковтун протянул ему документы.

– Полк наш держал оборону Апшеронского, – сказал Ковтун. – Шла на нас дивизия генерала Руоффа. Полк полег весь, человек пять только выжило. Я сначала хотел к побережью идти, да потом встретил вот этих пацанов и передумал.

– Почему? – спросил хриплый, просматривая бумаги.

– Ну, один я может, и прорвался бы, а ребят на верную смерть тащить не захотел. Решил податься в горы – тут ведь, поди, пять стволов не лишние будут.

– Значит, так, – сказал хриплый, кладя документы Ковтуна в карман гимнастерки. – Кто вы такие, разбираться буду не я, а оперуполномоченный НКВД Кураков. А пока что руки за спину и вперед.

– Какой это Кураков? – обрадовался Ковтун. – Не Александр Павлович?

– Знакомы? – подозрительно спросил хриплый.

– Да служили вместе, еще до войны. Он же, Александр Павлович, тоже из кубанских казаков. Должен помнить меня.

– Ну, вот сейчас все и узнаем, – пообещал хриплый. Особенной доброжелательности в его голосе Леха не уловил.

«Что ж это такое, – думал Белоусов, чувствуя спиной холодный металл автомата, – свои же, а обращаются с нами, как с врагами! Того и гляди, расстреляют. Лучше бы мы затеяли бой с немцами, там, внизу, полегли бы как герои...»

Но их никто не расстрелял. Оперуполномоченный НКВД Кураков, большой, толстый мужчина с роскошными черными усами, действительно оказался хорошим знакомым дядьки Ковтуна.

– Ох, Ковтун, старый ты разбойник, – сказал он, обнимая приятеля. – Сколько ж лет мы с тобой не виделись?

– Три года, Сашко. Ты тогда в оперуполномоченные ушел, а я остался в полку молодых обучать.

– Точно! Твои хлопцы? – энкавэдешник ткнул пальцем в Белоусова.

– Теперь уж мои. Я их с-под Майкопа выводил.

– Ну, молодец, – Кураков прошелся вдоль понуривших головы казаков. – Хорошее дело сделал. Что грустим, орлы? Кончилось ваше отступление. Здесь теперь будет ваш рубеж, на нем будем стоять и с него не сойдем. Все ясно?

– Так точно, товарищ капитан!

– Ну, тогда сейчас идите, похлебайте щей и спать. Завтра отдыхать не придется.

После сытного ужина – первого за все дни их скитаний по горам – новоприбывших разместили на ночлег. Им выделили большую брезентовую палатку, в которую могло бы запросто поместиться десять человек. На полу лежали новенькие спальные мешки, но кроме четверых молодых казаков, в палатке больше никого не было.

Леха устроился в самом дальнем углу, так, что с левого бока у него было брезентовое полотнище. Повертелся, устраиваясь в мешке поудобнее. После ночевок на голой земле палатка казалась раем. Вот только сон почему-то не шел, перед глазами вставало то перекошенное лицо фрица, зарезанного Ковтуном в урочище, то каменная физиономия эсэсовца, которого они пытались подстрелить у реки.