Кир Булычев - Заповедник для академиков
— Холодно, как ужасно холодно!
— Сейчас за нами придут, — откликнулся Андрей.
— Шведы?
— Шведы.
— А наши, где наши? Что с Оскаром? Где ящик?
Андрей не ответил. Забормотал мотор катера, взревел, и тут же его звук стал удаляться. Катер уходил в море.
Может, к острову Готланд, где живет хороший слесарь, а может, к островку в финских шхерах, где ждут надежные люди.
Снова пошел снег.
— Я умираю, — сообщила Антонина.
— Тогда вставай и пошли. — Андрей больше не смог бы протащить ее ни шагу. — Если будешь сидеть, то или замерзнешь, или простудишь придатки. Давай поищем гостиницу. Здесь на каждом шагу гостиница.
Они пошли вверх от моря и прошли в десяти метрах от тел Оскара и Алика.
Эпилог
Апрель 1992 г
В девяносто втором особняки из красного кирпича, схожие с долговременными оборонительными сооружениями, вылезшими на поверхность земли, подобно каменным грибам, были еще редкостью.
Так что особняк, убивший деревянную довоенную дачку на Школьной улице в Челюскинской, как раз рядом с Домом художника, обоснованно прятался в тени высоких сосен и старых яблонь. Лишь подойдя поближе, можно было увидеть красные стены с окнами только на втором этаже. Что происходит на первом — вам никогда не узнать, потому что владелец особняка обнес его двухметровым непроницаемым забором, а поверху пропустил три ряда колючей проволоки. Этому тоже сегодня никто не удивляется. Значит, у владельца есть что скрывать. Не все же возводить такие заборы вокруг цековских дач или вилл интендантских генералов.
Железные ворота, покрашенные в отвратительную зеленую краску — память о временах социализма, — открылись в три часа дня. Они пропустили внутрь потрепанный «Москвич-412», потом через двадцать минут там появилась «шестерка». Еще несколько посетителей приехали на электричке. Очевидно, люди, которые жили или гостили в особняке, не хотели привлекать постороннего внимания или были небогаты.
Внутри участка многое осталось, как было при старых владельцах дачи, — старые яблони, сливы, давно не дающие плодов, грядки с первой, вылезшей из-под стаявшего снега зеленью. И несколько высоких сосен.
Весна еще только-только пришла в Подмосковье, и потому, если бы не зелень сосен, участок казался бы пустынным и негостеприимным.
Очевидным новшеством была асфальтовая дорожка, достаточная для подъезда автомобиля, и площадка за домом, где эти автомобили могли отстояться.
А так — пустота и тишина…
Внутри особняка все было не доведено до конца — не докрашено, не дочищено, стояли какие-то конторские стулья, явно списанные за ненадобностью, по полу длинного коридора протянулась вытертая дорожка, в спальне первого этажа стояло несколько раскладушек — некоторые были накрыты солдатскими одеялами, некоторые пусты. На тумбочках, навевающих мысли о казарме или пионерском лагере, были забыты немытые тарелки, а из пол-литровой банки торчал высохший букет.
Дом был не то что нежилым, а полужилым. Будто там ютились командированные и уезжали, забыв за собой прибрать, а уборщица всегда пребывала в отпуске.
Но в особняке была одна комната, которая разительно отличалась от остальных.
Там стоял овальный стол, вокруг него — кресла, черные, изящные, приглашающие; на серебристых стенах — старинные гравюры в тонких черных рамках. Эта комната точно подходила если не по стилю, то по крайней мере по уровню благополучия стенам особняка. Она — настоящее, остальное — либо декорация, либо доказательство того, что житейские заботы обитателей или посетителей дома не интересуют.
Посетители того дня сходились в гостиной. Они были одеты различно, большей частью небогато и скромно, вели они себя также сдержанно, и лишь немногие из них подходили к столу в углу гостиной, на котором стояли бутылки с напитками и бокалы.
Можно отметить, что никаких правил поведения там не существовало — каждый вел себя как ему нравилось, но в общем царила сдержанность и, можно сказать, солидность, даже странная для столь разнообразного общества.
Кого-то ждали, поглядывая на часы.
Вошел высокий сутулый усатый мужчина в поношенном сером костюме и предложил садиться.
Рассаживались неспешно, на места, которые, как заметил бы внимательный наблюдатель, уже были давно распределены.
— Не нам заниматься фокусами или удивлять друг друга сюрпризами, — начал свою речь сутулый мужчина, — но сегодняшний день войдет в историю человечества как день большой радости, истинного свершения. Я не буду отнимать время у вас и лавры у тех, кто свершил почти невероятное. Прошу вас, входите.
И тут в дверях появились две женщины.
Старуха, правда, хорошо сохранившаяся и прямая спиной, и молодая, скорее моложавая, рыжая женщина с резкими чертами красивого грубого лица.
— Нам не надо представлять наших героев, — сказал мужчина. — Но я хочу, чтобы все смогли насладиться видом добытых ими сокровищ. — Сутулый мужчина сделал знак, подняв руку и щелкнув пальцами.
Женщины скромно расступились.
Вновь раскрылась дверь, и вошел человек в униформе, судя по всему — охранник. Он нес большой квадратный поднос.
Подойдя к столу, охранник осторожно поставил поднос так, чтобы все собравшиеся смогли разглядеть, что на нем лежит.
А на подносе лежало несколько мешочков и груда бумажных пакетиков. Бумага постарела, пожелтела, кое-где треснула.
— Прошу вас, — сказал сутулый мужчина, словно приглашал друзей к обеду.
Сидевшие за столом протягивали руки к подносу и брали пакетики. Они открывали их и высыпали или выкладывали содержимое пакетиков на полированную поверхность стола.
Две женщины, пришедшие позже, стояли в сторонке и улыбались, получая удовольствие от этого странного зрелища.
Почти в полной тишине, нарушаемой только шуршанием бумаги, дыханием стариков и случайным кашлем, из пакетиков на стол ложились драгоценные камни, алмазные диадемы, изумрудные браслеты, рубиновые серьги — сокровище сказочное, так не вязавшееся со скромностью пакетиков и мешочков, в которых оно до того находилось.
Постукивали о стол кристаллики, позвякивали золотые цепи…
— Вы проводили оценку? — спросил почтенного вида старик в ермолке.
— Частично, — ответила рыжая женщина. — Все еще впереди.
— Это поправит наши дела, — сказал сутулый мужчина. — Мы можем рассчитывать на оживление нашей деятельности и на возобновление некоторых проектов, от которых отказались в связи с нехваткой средств. А сейчас… вы садитесь, садитесь, — слова относились к женщинам, пришедшим последними, — сейчас мы заслушаем рассказ о том, как вам все это удалось.
