Оксана Аболина - Конкурс Мэйл.Ру
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Хиппа откликнулся мгновенно, как будто он с трубкой в руке дожидался моего звонка.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Да, — ответил я, сдерживая ярость. — Случилось.
Он подождал, пока я начну говорить дальше. Но я сжал зубы, потому что чувствовал: если сейчас открою рот, то разорусь, распсихуюсь, устрою истерику, я вообще-то не думал, что за стеной Дашка и больные дети — мне было не до того, но срываться я не хотел — делу не поможет, а получится только хуже.
— Я сейчас зайду, — сказал Хиппа и дал отбой. Вот этого мне меньше всего хотелось. Еще он припрется сейчас и будет делать вид, что ни при чем. Начнется выясняловка, и он мне убедительно докажет свою непричастность к смерти Ветра. А я нутром чувствую, что Хиппа его предал. Потому что не могло быть иначе. Никто не знал, где прячется Ветер… И сам он говорил, что добрался до деревни совершенно спокойно — не было никакой слежки. Не было.
Раздался звонок в дверь. С сумрачным видом я отправился в прихожую. На пороге стоял Хиппа с кавказкой на поводке. Намордник, против обыкновения, был на нее не надет. Я мельком обратил на это внимание, подумал только, с чего бы это, но не стал придавать этому большого значения. А зря. Не стоит забывать о таких вещах, когда ссоришься с хозяином кавказки.
— Ты в порядке? — спросил Хиппа. — Жена-дети?
— Ветра убили, — сказал я хмуро, загораживая проход в квартиру и не пропуская в нее Хиппу.
— Какого Ветра?
— Того, что позавчера показывали по ящику.
— Сергея Игнатьева?
— Да.
Хиппа зло матюгнулся.
— Только не делай вид, что ты не знал этого.
— У тебя крыша съехала? — недоуменно воззрился на меня сосед.
— Кому ты ходил звонить во время передачи?
Хиппа замялся с ответом.
— Не помню, в упор не помню.
— Ты врешь, прекрасно помнишь.
— Ну хорошо, тёлке своей звонил. Устраивает тебя? Забыл, что обещал встретиться. И пошел сказать, что не приду на стрелку.
Я видел, что он врет, во мне набухала ненависть. До этого момента я сдерживался.
Но тут со словами «гад ты Хиппа», — я вмазал ему пощечину. Точнее, хотел вмазать. Несподручно, бить по физиономии того, кто на голову выше тебя самого. И пока рука моя поднималась вверх, Найда вдруг сорвалась с места и бросилась на меня.
— Стой! — заорал Хиппа и рванул поводок. Я уже лежал на полу, а кавказка стояла передними лапами на моей груди, и тянулась к горлу.
— Фу! Стоять! К ноге! — громко приказал Хиппа и стащил ее с меня. — Не делай резких движений! Соображай, что делаешь. Тебе повезло, что Найда на поводке, да и тебя она хорошо знает. Но загрызть ведь за милую душу может.
— И что ж ты ей помешал? — огрызнулся я, вставая с пола. — Ты ведь звонил тогда насчет Ветра. На тебе его кровь.
— Да не пори ты чушь, — сказал Хиппа.
И я понял, что и вправду несу околесицу. Неадекватный я стал. Аутичный. Всё вкривь и вкось воспринимаю. Не верю никому. В каждое сказанное слово вкладываю не тот смысл, который оно несет.
— Извини, — буркнул я. — Нервы.
И тут из-за спины раздался голос Дашки:
— Я ведь сказала тебе, Хиппа, чтобы ты больше не приходил сюда с собакой.
— Да мало ли что ты сказала! — рявкнул я. Но тут Найда яростно заворчала, она явно была не в духе. Хиппа, от греха подальше, потянул ее к своей квартире.
— Ладно, до встречи, не ссорьтесь, не время сейчас, — кинул он на прощание и скрылся за собственной дверью.
Пока я закрывал замки, проверял видеофоны, Дашка стояла рядом и ныла. Она ныла, что за последние дни я так страшно изменился, что она не знает, что думать. Ей кажется, я разлюбил ее. Я вообще никогда так себя не вел. Она даже не думала, что я могу стать таким.
— Каким таким? — уст ало спросил я. — Ты же видишь — работы у меня навалом, и куча мелких неприятностей, о которых тебе знать ни к чему. Ни к чему-ни к чему, — опередил я ее возражения. — Потому что я сам со всем разберусь, мне этого говна выше головы хватает, и еще обсуждать его за обедом я не намерен.
Короче, обрезал я Дашке путь к выяснению отношений и пошел опять к компьютеру. Работать. Хотя какая тут к черту работа?!
ЧАСТЬ ТРИДЦАТАЯ
Итак, кому я могу доверять? Хакеру? Возможно, могу. Возможно, он что-то знал о SolaAvise, чего не знал я. Быть может, он был в курсе, что SolaAvis предаст меня, и таким образом — отрекшись от него — намекнул на это. Тем не менее, я бы поостерегся делать какие-либо выводы. Слишком я стал скоропалителен в решениях. Одинокая Птица — ну, тут понятно всё, без вопросов. Ветер — увы-увы! — погиб. Фея — да, с Феей можно говорить, о чем угодно, но она держится в списке сзади меня, и довольно давно держится. Не хочу ее подставлять. Не хочу видеть, как из-за моей или ее неосторожности она станет первой в списке. Цыпочка? — ребенок, который сам нуждается в защите. Хотя Ветер говорил, что не стал бы ей верить стопроцентно. Остается только лишь Шаман. Шаман не проявил никакой особой инициативы для защиты друзей, но что он, собственно, мог в своей китайской Сибири сделать? Поставил минус, исполнил долг… Мне пора написать ему. В случае, если мне предстоит умереть, я должен убедиться, что защитил семью, что преследующие меня сатанисты не разделаются с Дашкой, Длинноухим и Цыпленком. Я вспомнил о детях, приносимых в жертву на Смоленском кладбище, и это придало мне уверенности. Я написал письмо Шаману.
Я рассказал ему о своих проблемах, о сатанистах, пасущихся под моими окнами и преследующих меня, о том, что первое место я, ох как гарантированно, рискую выиграть. Особенно, если SolaAvis победит и его не найдут. Но даже если у меня будет второе или третье место, моей семье вместе со мной грозит изгнание. Я надеюсь, в Сибири еще много свободного пространства, где могли бы приткнуться двое взрослых и двое детей. Я вспомнил про Фею и Цыпочку и исправил на трое взрослых и трое детей. И еще я надеюсь, там есть какие-нибудь христианские общины, пускай запрещенные, катакомбные, но очень хотелось бы надеяться, что такие существуют. Хотя если что — придется нам самим представлять собой христианскую общину. Об этом тоже надо подумать заранее. Какое, впрочем, заранее, десять дней осталось до завершения конкурса. Надо решать срочно и прямо сейчас. Короче, примешь ли, сумеешь ли разместить на первое время, поможешь ли найти вариант жилья? — я отослал письмо и задумался.
Я готовил путь к отступлению, но трусом себя не чувствовал. Я старался предусмотреть разные варианты спасения себя и окружающих меня людей. И надеялся, что удастся это сделать, не уронив человеческого достоинства. Поступать нужно рационально, обдумав каждое свое действие. Я не пойду, например, завтра в храм. Не должен еще раз подвергать опасности отца Иллариона и весь свой приход. Правда, нет гарантии, что если я останусь дома, храм опять не разгромят.
