Брайан Олдисс - Всё созданное Землёй
ГЛАВА 11
Верил ли я в ад или в рай? Верил ли я в загробную жизнь, в которой мое разбитое вдребезги тело будет продолжать страдать?
Верите или нет, но те убедительные эмблемы уныния, от которых я отворачивался всю жизнь, предстали передо мной во всей своей неоспоримости. Сначала мне показалось, что это скелеты, потом — дьяволы в сияющих доспехах, несущие горящие свечи…
Место, где я очутился… однако казалось, что у него нет размерности! Плохо сложенная мятая ткань даст наиболее удачное представление. Меня окружали улицы и дома, теснясь у самых моих глаз.
Если пространство стало неправильным, то только потому, что мое сознание стало неправильным. Большая его часть не вынесла падения. Память отказывалась мне подчиняться, я не мог вспомнить, что произошло до падения. Меня переполняло желание, нет — мания установить, на что же похож тот мир, который я оставил. Мне ничего не удалось вспомнить за исключением того, что тот мир был совсем не похож на этот.
Маниакальное желание терзало меня. Каким был тот мир? Чем он был? Кем был я, как я существовал! Что являлось сущностью моего «Я», и почему я это не выяснил, когда у меня был шанс?
Эта навязчивая идея заставила меня двинуться вдоль по улице. Впрочем, если быть более точным, она ввела меня в какое-то состояние улицы, протекавшей мимо меня. Я поднял руку, давая возможность улице течь дальше.
Рядом были существа, похожие на меня. Я понял, что есть строгий этикет, не позволявший мне заговорить с ними, как бы близко я от них ни находился, как бы остро ни нуждался в их помощи. В старом мире (это я помнил) у нас была смерть, управлявшая нами; здесь же была лишь одна навязчивая идея…
Я пытаюсь донести это до вас спокойно и ясно. Конечно, мне это не удастся. Кое-что вы, возможно, поймете, а что-то не сможете переварить и тогда вам останется только выплюнуть.
Улица текла все дальше и дальше. Она обогнула здание, которое вертелось, словно огромный барабан, — все это проделывали мои руки. Наконец, мое маниакальное желание привело меня к человеку, который сидел на улице возле огня. Его лицо застилал дым, глаз не было видно, и я понял, что этикет позволяет мне заговорить с ним.
Я обратился к нему:
— На что был похож мир, который я покинул? Я должен знать это, чтобы стать свободным.
— Ты ничего не знаешь об овцах и козах? — спросил он. — Я могу рассказать тебе только об овцах. Ты должен будешь найти другого человека, который поведает тебе о козах.
Казалось, нас несет очень быстро, и я не успевал осмысливать его слова. Наверное, я тащил его за собой. Лица я не видел, а он, не дожидаясь моего ответа, начал рассказывать мне об овцах. Видимо, он устал бесконечно повторять свою историю в течение столетий.
— Было большое поле овец, — начал он. — У многих были овечки, и все они жили счастливой бессмысленной жизнью. Их не волновали никакие проблемы. Ни финансовые, ни супружеские, ни моральные, ни религиозные. А пастбище было хорошим.
— Только одно беспокоило их, — продолжал он, — железная дорога. По той стороне поля, где они любили лежать, проходила насыпь, по которой двигались поезда.
Каждый день по насыпи проходило двенадцать поездов. Они никогда не останавливались и не подавали гудков, потому что им незачем было останавливаться и некому подавать гудки. Поезда проносились очень быстро и шумно.
Всякий раз, когда проносился поезд, овцы подхватывались и в страхе убегали на другой конец поля. И проходило много времени, прежде чем они успокаивались и возвращались обратно.
Одна старая овца была значительно мудрее всех остальных. Когда, в двенадцатый раз на день, все панически кинулись убегать, она обратилась к стаду.
«Друзья мои, — сказала она, — я внимательно изучила путь, который проделывают эти чудовища, когда атакуют наше пастбище. Я обратила внимание, что они никогда не сходят с насыпи. Мы всегда гордились собой, что бегаем столь быстро. Ни одно из чудовищ не могло нас догнать. Но давайте рассмотрим другую теорию, основанную на моих наблюдениях. Друзья, возможно эти чудовища просто не могут сойти с насыпи».
Тут же раздался ироничный смех, исходивший в основном от быстроногих. Не унывая, старая овца продолжала:
«Посмотрим, что следует, если моя теория верна. Если страшные чудовища не могут сойти с насыпи, значит, они не охотятся за нами. Действительно, друзья мои, их ощущения могут быть настолько иными, что они даже не имеют о нас представления, когда проносятся мимо».
Вывод был настолько потрясающим, что все начали блеять. Некоторыми овцами было отмечено, что если данная гипотеза верна, то следует предположить, что их пастбище и сами овцы не являются центром в схеме вещей. Это являлось недопустимой ересью и подлежало наказанию. Другие овцы возразили, утверждая, что всякая овца имеет право мыслить свободно. Опасность же гипотезы заключается в том, что если ей следовать, никому уже не придется беспокоиться и быстро бегать. Как следствие, стадо придет в упадок и не сможет бегать вообще.
Когда все высказались, старая овца продолжила:
«К счастью, мою теорию можно проверить эмпирически. Утром, когда пойдет первое чудовище, мы не побежим, а останемся лежать. Вы увидите, что чудище пронесется мимо, даже не подозревая о нас».
Это предложение было встречено блеянием ужаса — оно противоречило здравому смыслу. Но когда наступила ночь, стало очевидным (стадо было просвещенным), что старая овца имеет право на свою гипотезу, и утром все должны будут объединиться в этом опасном эксперименте.
Старая мудрая овца, осознав все это, начала сомневаться. А вдруг она ошиблась? Вдруг страшное чудовище всех убьет?
Когда стадо погрузилось в сон, мудрая овца решила, что должна одна подняться на верхушку насыпи и изучить вражескую территорию. Если она обнаружит что-нибудь тревожное, то отменит эксперимент.
Залезть на вершину насыпи оказалось гораздо труднее, чем она ожидала. Чтобы подняться на крутой склон, пришлось преодолевать провода и продираться через кустарник. Добравшись до вершины, старая мудрая овца умерла от сердечного приступа.
Проснувшись утром, стадо заметило на вершине насыпи зад своей мудрой овцы. Состоялось совещание. Почти единодушно пришли к выводу, что надо подняться, почтить память умершей и поддержать эксперимент.
В общем, когда послышалось приближение первого чудовища, все стадо твердо стояло на том месте, где лежала мертвая овца. Металлический монстр прогрохотал по рельсам, сбил тело старой овцы и убил все стадо.
Рассказчик умолк.
Я ничего не понял и спросил:
