Евгений Гуляковский - Остров пурпурной ящерицы (науч.-фантаcт. повести и рассказы)
Это был тот самый обрыв. Совершенно прозрачный воздух открывал с высоты безбрежную синюю даль. Ветер гнал небольшие барашки волн, срывал с них солоноватый острый запах морской воды и пены и нес его по степи.
Я спустился вниз, к самому морю. Горизонт сузился и словно прижался к поверхности моря. Волны с шипением ложились у моих ног.
Должен был быть какой-то знак. Не могли они уйти вот так, молча, ничего не сказав, оставив нас в неизвестности и непрерывном ожидании. Сейчас изнутри бухты морские течения каждую секунду уносили в глубины моря последние миллионы их крошечных уснувших тел. Надолго ли? И что случится, если они придут к нам снова? Поверили ли они нам? Смогут ли спокойно спать в своей глубине, оставив в руках человечества нашу прекрасную голубую планету? Или это всего лишь временное отступление, перегруппировка сил перед окончательным штурмом…
Ответ должен был быть где-то здесь. Я это чувствовал, знал, что это так, и ничего не видел, кроме привычного морского пейзажа… Я пошел вдоль берега, все дальше и дальше удаляясь от оврага, по стенке которого не так давно поднимался навстречу наведенным на меня автоматам. За поворотом был грот, причудливая пещера с озером морской воды. Я дошел до самого озера, заглянул в его прозрачную изумрудную глубину.
Все было пусто и тихо. Я повернулся и побрел обратно, наверх. Ответа не было. Возможно, мы не получим его никогда, потому что он зависел от нас самих.
Тихон Непомнящий
БУМЕРАНГ ЗОРИЧА
(Фантастическая повесть)
Наука выигрывает, когда ее крылья раскованы фантазией.
М. ФарадейИдея родилась у Зорича после того, как он прочел в одной из работ академика Д. С. Лихачева о том, что старые деревья в Михайловском еще помнят Пушкина… Помнят… Случайно прочтенная строка, как семя, упала на хорошо вздобренную почву поисков Зорича и тех дел, которыми он повседневно занимался, — он разговаривал с растениями: посылал им сигналы, ожидая их реагирования. И вот эта идея, что деревья помнят Пушкина, что у деревьев может быть какой-то механизм памяти, какая-то фиксация происходившего вокруг них, молнией пронзила существо Зорича, и он подумал, что, возможно, это главное дело его жизни. Озарение, открытие, видимо, чаще всего приходят неожиданно, внезапно. Об этом Зорич прочел немало. Открытие теперь нередко делается не на путях прямого поиска, не тогда, когда непрерывно думаешь и ищешь: что? где? как? почему?.. И Зорич решил искать.
Он потерял границу между днем и ночью, между реальным миром работы в лаборатории и жизни дома.
Ежедневной обязанностью его было изучение жизни цветов, трав и деревьев, исследование закона наследственности растений. Каждый день он приходил в лабораторию, занимался конструированием приборов, которые предусматривались планом института. И вдруг вспомнил о приборе, известном науке как каллиграфон, способном переводить речь в импульсы и при этом передавать все индивидуальные оттенки голосов, а голоса, как известно, неповторимы, как отпечатки пальцев.
Потом у Зорича возникала необходимость разобраться заново, выяснить, а не является ли клетка растения своеобразным фото- или кинокадром, который фиксирует, как на кинопленке, все, что находится в секторе ее обзора. Возможно, у клетки есть что-то подобное глазу рыб или птиц, которые видят совсем не так, как видят млекопитающие и люди.
Однажды, найдя спил ствола, с жадностью принялся он изучать его годичные кольца, состоящие из миллиардов ячеек. В этих ячейках годичных колец, может быть, как на барабан, намотана своеобразная, из клеток, «пленка» видеозаписи окружающего мира, и, вероятно, есть пути, что позволят вычитывать содержащиеся в этих годичных кольцах изображения. И таким образом, увидеть, разгадать, что запечатлели растения, деревья в окружающем их мире. Клетки дерева, храня наследственную программу, передавая ее семенам, быть может, фиксируют и окружающий мир — соседние растения, пробегающих мимо зверей, пролетающих птиц и насекомых, проходящих мимо них людей и даже их движения, характеры… А вдруг эта способность окажется не у всех клеток…
В институте появилась комиссия, которая проверяла работу лаборатории.
Зоричу пришлось очень много потрудиться, чтобы к определенному времени завершить ряд своих и чужих опытов, как того требовали обязательства, взятые шефом. Но после комиссии наступило затишье. И оно помогло Зоричу вновь целиком окунуться в свои размышления и поиски. Он обнаружил, что даже в период, когда он не столь интенсивно работал, сама по себе в его воображении вроде бы сложилась система приборов, позволяющая решить задуманное. Во-первых, это должен быть луч, точнее, луч лазера, проникающий поочередно в клетку растения, скользящий луч, что-то вроде локатора, дающий обратный импульс, посылающий обратный сигнал, который несет информацию о состоянии клетки, о том, что она содержит, — ее внутренний рисунок… Луч может быть записан на пленку видеомагнитофона, а затем уже преобразован в изображение. Для такого изображения едва ли сгодится обычный телеэкран, но что-то похожее может получиться…
Зорич не сомневался, что какие-то аппараты уже имеются и их не придется изобретать заново. Но если их нет, значит, надо будет просить помощи электронщиков, людей, занимающихся лазерами. Подобно тому как ведется видеозапись телепередачи, можно будет записывать и информацию, посылаемую возвратным лучом, идущим из клетки растения… И все-таки Зоричу казалось, что на обычном телеэкране информация, идущая из глубины клетки, не сможет предстать преображенной в кинематографическую картину, которую на своем шифре зафиксировала клетка. Задача для телемеханики…
И Зорич стал искать людей, которые помогли бы ему, заинтересовавшись этой идеей. Но когда он себе представил реакцию ученых на его «невероятную» идею, то понял, что вряд ли сможет рассчитывать на чье-то участие.
У немецкого ученого-естествоиспытателя Юстуса Либиха он вычитал о том, что «разум и фантазия одинаково необходимы для наших знаний и равноправны в науке», но это было слабым утешением. И Зорич не спешил открываться в своем замысле товарищам по институту.
Он углубился в изучение жизни растений, функций клетки, ибо озаренность требовала знаний. Каждую свободную минуту он сидел за книгами, научными трудами, способными подтвердить его догадку или разрушить, отвергнуть ее. Несмотря на то что картина жизни растений казалась предельно знакомой, тем не менее он снова и снова искал свидетельства, что деревья-долгожители хранят информацию о том, что они видели в давние времена, когда были молодыми.
