Александр Шуваев - FLY
XIII
Темнота уже стала привычным условием работы, и в этой темноте молчаливые техники привычно выкатили машину на сликовую полосу, а Дубтах так же привычно выполнил ритуал предполетного контроля- подготовки- получения формального разрешения на взлет. Единственным отличием было то обстоятельство, что на подвесах под "активным" обтекателем вместо обычных объемно- весовых имитаторов в эту ночь висели две длинных серых сигары весом по семьсот пятьдесят килограмм каждая. С виду - просто бомба, а на самом деле - непонятно какая, без маркировки, и таких в точности он еще не видел. Видел подобные, и догадывался, что это такое, но точно сказать все- таки не мог и тогда, а между этими понятиями лежит самая что ни на есть принципиальная разница. Разрешая вылет, его обязали к получению инструктажа непременно по второй схеме, мотивируя это тем, что у него в полете будет достаточно времени, а процедура - именно такова.
С определенной поры у него исчезла всякая необходимость повторять дважды что- либо, касающееся практики пилотирования: напротив, однажды полученный навык определенным образом "дозревал" и, при необходимости, реализовался уже в усовершенствованном виде. Поэтому на этот раз старт его со "слика" очень сильно напоминал катапультный старт: вой, звон, и машина почти с места оторвалась от земли. Четко став на курс, с оптимальной скоростью и на оптимальной высоте, Дубтах получил с Земли код программы- инструкции и вывел ее. И здесь все было, как обычно, за исключением последней строки: "Данные метеослужбы для места назначения будут переданы через антенны самолета Дальней Информационной Координации одновременно на дешифратор и программу код … компьютера управления оружием. Использование указанной метеопрограммы в случае применения боеприпасов в спецснаряжении является строго обязательным." А вот не знает ли уважаемая инструкция, что в данном случае обозначает слово "спецснаряжение"? Его личный опыт вкупе с глубоким проникновением в историю свидетельствует, что непременно какую- нибудь гадость… А глубокая интуиция с незаурядным нюхом упорно твердят, что данный случай - не исключение. Двигатель деловито гудел и звенел, поддерживая на высоте в одиннадцать - двести оптимальную скорость в две тысячи двести километров в час. И, как это уже бывало и раньше, в какой-то момент вступил Хор. Когда гул заполняет слух, не оставляя места ничему постороннему, слуховой аппарат поневоле напрягается так же, как и в полной тишине, и в конце концов добивается своего, начиная слышать то, чего нет в программе: это может быть торжественный гимн на незнакомом языке, песня военных лет (этак, - второго-третьего года боевых действий), ура- патриотическое песнопение периода Восьми Лет, литургия типа анафемствования - или же что-то столь же воодушевляющее. Вот и сейчас, в липком, всепроникающем гуле хор не мужских - не женских, очень вроде бы серьезных и старательных, но все равно - издевательских голосов затянул свое, только на этот раз он явственно мог разобрать слова, которых не знал и не слышал раньше:
Гон-чим Ди-кой Охо-о-ты
Лю-ба-я те-сна о-би-и-тель
Де-мо-нов на сво-бо-о-ду
Вы- пус- ти по- ве- ли- итель
Бе-ше-ной пе-ны кло-о-чья
С ос-трых клы-ков ро-ня- а- я
За кро-ва-вой до-бы-чей мчи-ится
Псов по-лу-ноч-ных ста-ая
И откуда-то смутно знакомый припев:
Нас не за-дер-жат сте-ены
Не ос-та-но-вят кре-епи
Бу-дешь вла-ды-ка до-во-олен
Толь-ко спу-сти нас с це-епи!
Ай-яй-яй… Нервы. Неужели же, - хоть и трудно поверить, - нервы, или же им просто- напросто овладели приличествующие случаю дьяволы? Это было бы, понятное дело, куда полезнее… Блок коммуникации, поставленный на режим подтверждения, ритмично, раз в минуту выводил на экран зеленую вспышку, сопровождающуюся звуковым сигналом, - откуда- то, с семисоткилометрового расстояния с антенн громадного "Т- 44" "Инвубу", бесконечно кружащего во тьме, до него долетают специальные, только для него предназначенные импульсы, - помнят его, значит, и неусыпно заботятся. Более того, ради него, важной персоны, в компьютеры приграничных РЛС введена ма- аленькая поправочка: те импульсы, которые будут (ЕСЛИ - будут) зафиксированы при прохождении его самолета, будут стерты, а потом точно так же будет стерта сама стирающая программа. Чтобы уж вообще никаких хвостов не было. Хотя так, вообще говоря, не бывает… А вот и они, - защелкали, неприятно задевая нервы, иррегулярные импульсы с двух "гребешков" Пятого Поста. Так что как хотите, только программа - программой, а он - это он… На крутом снижении он провалился резко вниз, на высоте в сто выровнял машину и вырубил двигатели, закрыв воздухозаборники и подняв мощность, подаваемую на компенсирующие поверхности. В кабине стало почти тихо, и замолк дьявольский хор в ушах. Граница (Долго ли?) осталась между тем позади, и сейчас под ним понеслись темные воды пролива Годиссар, воды сугубо международные, зато уже через тридцать километров начнется береговая полоса Нангалемни, страны песка, нефти и непрерывных неприятностей, но теперь уже и - большой химии и большого, - в перспективе просто громадного, - электричества. Впрочем, построенные и еще только строящиеся гелиоэлектрические установки, целые поля, занятые ими, находятся поглубже, перемежаемые полосами диэлектрических насосов и первой за последние четыре тысячи лет в здешних местах зелени, достойной этого названия. Проходили. Знаем профессионально. На тактической карте - три одиночных "Гржим- 888", - и хрен с ними, - и еще звено из пяти современных и могущих быть оч-ень опасными "О-15" "Ольфтар". Интересно, зачем это продают третьим странам современнейшие истребители? Теперь под ним невидимо потянулось сухое плоскогорье Альфадрунг, на котором и располагалась предназначенная ему цель. Сигнал - начало режима. Запуск программы "М 7891 "Базальная метео"… Она требует дополнительных данных, поэтому запускается "КС 124312" "пространственной коммуникационной". Еще сигнал. Ладно, если они так уж настаивают, введем эту их пресловутую "метеорологическую специальную". Теперь подряд две кнопки: "анх" и "рабочий режим". Самолет вздрогнул. Все. Больше от него ничего не зависит. Даже вблизи, даже на дьявольских его приборах бомбы промелькнули в виде крайне размытых, никаких зеленых пятен. На короткое время он увидел впереди огни какого-то небольшого поселения, но ничего не стал выяснять. Кроме кое-какого оружия для воздушного боя у него все равно больше ничего не было, поэтому, развернувшись, как он это любил, с резким снижением, пилот направил машину восвояси. На строго определенной высоте две бомбы, опустив под определенным углом к поверхности тупые носы, разошлись четко рассчитанным веером, а спустя короткое время с жутким, омерзительным звуком, похожим одновременно на шипение и хлюпанье, усиленные и сжатые почти до взрывной громкости, выбросили два конических факела "Северного Жемчуга". Это была такая тяжелая, маслянистая жидкость с радужным отливом, и ее тяжелые брызги, летящие со страшной силой, с размаху накрыли всю территорию лагеря, ударили в крыши и окна, наполнили воздух стелющимися парами, лишенными запаха. Часовые на вышках что- то такое услыхали, настороженно подняли головы, схватились за грудь в бесплодных попытках вдохнуть и повалились с серыми от удушья лицами. Часовой у входа почувствовал у себя на лице непонятно откуда взявшуюся влагу, стер ее ладонью и, сипя горлом, грохнулся на песочек. Часовой в затемненной будке инстинктом почуял неладное, поднял тревогу, но дверь была открыта, "Северный Жемчуг" неторопливо до него добрался, и паникер, недолго провозившись, с розовой пеной на серых губах замер в своем удобном кресле. Командир смены, астлан Мон-Баррах, будучи разбужен тревогой, остро глянул в окно, разом сообразил, что на пост кто-то напал, и не увидал на улице нападавших. Тогда, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться, с автоматом и в мягких туфлях, перекатом вылетел под равнодушный свет прожекторов. При этом он опрометчиво сделал вдох и даже успел издать пронзительный вопль, но встать уже не смог. В нескольких местах почти одновременно зазвенели стекла, сноровисто выбитые прикладами или прямо стволами, но выстрелить не успел почти никто. Хуже всего пришлось осторожным, тем, кто хитроумно не раскрыл окон и дверей, потому что до них "Северный Жемчуг" добирался медленно, постепенно, малыми дозами. Надо сказать, что достаточная доза препарата была, вообще говоря, по общим меркам крайне незначительной, и часа через два с половиной, захлебнувшись вспененной сывороткой собственной крови, угомонились даже самые беспокойные. "Северный Жемчуг" не был нервно-паралитическим газом: оставив в покое многострадальную ацетил-холинэстеразу вкупе с прочими холинэргическими системами, он мгновенно блокировал действие других ферментов, по большей части - с активными тиоловыми группировками. В результате этого сыворотка крови начинала стремительно пропотевать из сосудистого русла - в просвет легочных альвеол, делая газообмен в легких совершенно невозможным. "Северный Жемчуг" был деликатным продуктом: под воздействием атмосферного воздуха он даже и в темноте потихонечку окислялся до нетоксичных и нехарактерных продуктов, а при свете с длиной волны короче семисот нанометров скорость такого окисления возрастала в десятки и сотни раз. Таким образом, к полудню человек с достаточно- крепкими нервами мог бы без всякого риска устроить в лагере, например, - пикник. В тот момент, когда часовой на вышке почувствовал первые признаки нездоровья, в отброшенных взрывом оболочках бомб сработало маленькое устройство, - Молекулярный Детонатор, и материал корпуса в считанные минуты превратился в мелкую минеральную пыль. Остатки микросхем, расположенные так, чтобы взрыв вышибного заряда уничтожил их, мелкими частицами стекла и полупроводников рассеялись по пустыне - там, где немного ранее упали разлетевшиеся на километры обломки прочнейшей, но не очень обильной керамики. Поскольку на широте Центра стояла уже середина осени, черная птица вернулась на аэродром до рассвета. Откинув кабину, Дубтах немного посидел и вышел, разминая засидевшееся тело. Инструктор- пилот первым встретил его и перехватил по всем правилам, требуя поделиться впечатлениями:
