Роберт Силверберг - Сын человеческий
Фантомы плясали вокруг в бессонной ночи. Мелькали видения, звенящие, как проволока. Слышалось рычание и отдаленные рыдания. Какой-то хор больших черных жуков. Ветер нес холод и пыль. Прозрачные пальцы щекотали разум в поисках входа. Он был оплетен медленными спиралями чистого страха.
Дымка в небе исчезла, возможно поглощенная неким бороздящим небеса существом, и засияли незнакомые звезды. Они не доставили удовольствия: наш свет льется для Земли времени автомобилей и водородных бомб, он льется движением танцующих меж галактик молекул, и вот он, а вот ты. Бедный голый дурачок. Когда же наступит утро? Кто это бегает по пальцам ног? Рой насекомых? Почему темнота надвинулась на меня?
Наконец появились первые проблески света. В небо скользнули раскаленные добела прутья. С запада примчался горячий ветер. Краснота заполнила все, поглощая влагу мира, вплоть до самого горизонта. Сухо. Сухо. Сухо.
Уродливые ржавые звуки. Свет. Небо плавилось, медь, бронза и цинк с вкраплениями молибдена, магнезии и свинца. Камни залили вольфрамовые лужи.
Рассвет слепил сиянием. Клей отвернулся от него, прикрыв лоб козырьком ладони, и крался, словно попавший в кастрюлю несчастный красный рак.
Воздух напоминал отраженное море с расплывающимися зелеными, желтыми и коричневыми кругами, перекрывающимися и смешивающимися друг с другом. Мир сбился с пути. В глаза Клея ударили пять первичных цветов, никогда прежде не виденных им. Как их назвать? Как он назовет этот глубокий холодный оттенок? А этот жесткий прямолинейный тон, такой поучающий и запрещающий?
Этот мягкий и чувствительный, этот грубый и распухший, этот сложный, заставляющий умолкнуть. Цвета смешивались, перемешивались, сталкивались.
Утро засияло в полную силу.
Теперь стало понятно, что в этой пустыне, словно жар от камней, поднимаются и галлюцинации. Рассудок был ясен, а восприятия точны. Все, что он испытал, было вокруг него, а не внутри. Он медленно пошел вперед.
Камни превратились в яркие источники чистой энергии, чья красная поверхность дрожала, постоянно изменяясь. С одной стороны каждой каменной массы он видел кружащиеся золотые огни. С другой – не прекращаясь, рождались и вылетали в воздух бледные голубоватые сферы, тихо поднимались на высоту примерно десяти футов и исчезали. Все гудело. Все сияло внутренним светом. Голая почва ожила, покрылась цветами, растущими в лад с неким космическим потоком дыхания. Иссякающее царствование.
Кожа словно лабиринт. Руки – молоты. Пульсирующий голубой шланг свисает между ног. Пальцы ног заканчиваются когтями. На коленях глаза без бровей.
Язык атласный. Слюна как стекло. Кровь как желчь, а желчь как кровь.
Страстно живой ветер рождает жизнь там, где касается земли, разбрасывая полыхающие красные бутоны. Время стало растяжимым, секунда растянулась до таких невероятных размеров, что кажется невозможным почувствовать ее, а затем целый век сжался в один стыдливый вздох. И пространство подвержено расширению и сжатию. Небо выпирает и надувается, становясь агрессивным в своих размерах, вжимая обитателей соседних континуумов в крошечные кармашки действительности. Затем все это падает, обрушивая каскады комет и астероидов.
Несмотря на окружающий хаос, Клей упрямо пробивается вперед. Большая часть из того, что он видит, прекрасна и вдохновляет его, хотя предназначена для того, чтобы внушить ужас. Он кричит среди фанфар и остается бесстрашным. Но есть жуткие моменты: горизонт опоясали зеленые дуги, словно предвещая Судный День, издавая поразительное крещендо скользящих звуков. Распустился лес враждебных зонтов. В небесах разверзлась бездна, из которой посыпался град серебряных ножей. Землю тошнило. Он настойчиво шел вперед. Пустыню сменила черная грязь и шепчущийся тростник. Его хватали крокодилы, ласкали какие-то скользкие твари. Чувство неизбежного наказания обрушивается на него. Он пробирается через озеро. Солнце обжигает бедра и пожирает ягодицы. Темные пирамиды хоронят его. Он измучен раком, наползающим из туманных складок, и высмеивает его мужское достоинство. Сделанные из вертикальных ребер серых хрящей создания ухают над ним. Войдя в комнату, он заметил нечто зеленое, терпеливо поджидающее в углу, сопя и пыхтя. Гигантское нахмуренное лицо занимало полнеба. Этому сну не хватало красоты, и он заподозрил, что это не сон.
Но все же продолжал идти.
Под аккомпанемент незримого хора прошептал нежный голос:
– Мы хотим тебя обескуражить. Если нужно, мы – ампутируем. Мы знаем, как растревожить душу. Мы не испытываем угрызений совести. Нас ничто не остановит. У нас нет колебаний.
Невидимые руки ласкали его половой член и оставляли зеленые отпечатки.
За три минуты в него пять раз скользнул катетер. Он попытался сопротивляться, сжав канал и семенные протоки, но ему ответили, раздолбив его, превратив в раковину, которая каждую минуту подвергалась опасности уплыть к всепожирающему мечу солнца. Он приспособился к своей плавучести и даже приветствовал ее, но постепенно обрел вес и стал куском железа; почувствовав стальной привкус во рту, он понял, что если попытается убежать, его превратят в металлическое кольцо. Спастись можно было, лишь сбросив свое тело.
– Следовательно, обманем тебя великолепием, – сказали ему, и послышались слабые звуки музыки. В мягкой мешанине минорных нот дышала гармония, вызывающая в душе восторг. Орган с регистром сапфира и диапазоном опала нес от звезды к звезде бесконечные октавы. Струи в виде лунных капель согласно вибрировали, и чарующий унисон вливался в уши. Как можно устоять перед ним? Магия мелодии околдовала душу. Он стал взмывать в воздух. Музыка становилась все прекраснее, она поднимала его выше и выше, и он летал в гармонии с бесконечностью – в бирюзовых небесах, где сверкали капли ртути. Он поворачивался. Крутился. Вертелся. Таял. Бледнел.
Растворялся. Он вспоминал строки любимых стихов и декламировал их.
Он видел ясный свет. Чувствовал признаки земли, утонувшей в воде.
Ощутил взгляд Истины, утонченный, мерцающий, яркий, ослепительный, великолепный и благоговейный, словно мираж, продвигающийся сквозь пейзаж в едином непрерывном потоке вибраций. Он видел божественный синий свет.
Видел скучный белый свет. Ослепительный белый свет. Он видел тусклый свет цвета дыма, исходящий из Ада. Он видел ослепительный желтый свет. Тусклый голубовато-желтый свет человеческого мира. Он видел красный свет. Он видел нимб радуги. Он видел тусклый красный свет. Он видел ослепительный красный свет.
Он вошел в мир тьмы, постепенно сгущающейся тьмы, в которой он узнал полярную ночь и вечную зиму.
Оттуда он перешел в девственный тропический лес. Душа приобрела растительную сущность, он – гигантский папоротник, раскинувший широкие перистые листья, качающийся и помахивающий ими в пряном воздухе.
