Юрий Брайдер - Гвоздь в башке
— Мне-то вам зачем врать? — перебил я его.
— Да мы вас в этом и не подозреваем! — Мордасов приложил руку к сердцу. — Но ведь ложь бывает разная. Одно дело — ложь предумышленная, корыстная, как в случае с Отрепьевым. И совсем другое — ложь безобидная, искренняя, являющаяся плодом душевного расстройства или самовнушения. Тут будет уместен один исторический пример. Как известно, маршал Мишель Ней, известный также под именем герцога Эльхингенского, остался верен своему императору до конца и был расстрелян за это Бурбонами. Лет десять спустя в Америке появился немолодой человек, выдававший себя за маршала Нея, в последний момент якобы сумевшего подкупить своих палачей. Французским он владел в совершенстве, наизусть цитировал приказы и речи императора, в мельчайших подробностях помнил ход каждого сражения, поименно знал всех высших наполеоновских офицеров, по памяти составил список всех вывезенных из Московского Кремля ценностей, раскрыл многие тайны тогдашней европейской дипломатии.
— А в результате тоже оказался шарлатаном, — догадался я.
— Увы! Впоследствии выяснилось, что он был переплетчиком и благодаря этому обстоятельству в течение длительного времени имел доступ к архиву Великой армии, хранившемуся за семью печатями. Начитавшись этих документов, буквально пропитанных кровью и пороховым дымом, бедняга тронулся рассудком и вообразил себя маршалом Неем.
— Хорошо хоть, что не самим Наполеоном, — ухмыльнулся Котяра.
— На это у него ума хватило. Ведь император к тому времени уже скончался, и его останки были возвращены на родину. Вот вам пример бескорыстной и, кроме того, весьма детальной лжи, для самого лгуна принявшей форму объективной реальности. Кстати говоря, душевнобольные частенько демонстрируют чудеса памяти. Верно, Иван Сидорович?
— Не скажу, что частенько, но случается. Закон компенсации. Забываешь снимать в сортире штаны, зато наизусть помнишь телефонный справочник города Москвы. Не узнаешь ближайших родственников, а в шахматы переигрываешь почти любой компьютер.
— Скажите, а что это за ментальное пространство, про которое вы недавно упомянули? Будто бы я скитаюсь в нем… Или это тоже была шутка?
— Почти. — Котяра заерзал на стуле. — Этот термин обозначает некий гипотетический мир, существующий вне времени и пространства, вне бытия. Доступ в него имеет только нематериальная субстанция, обычно именуемая душой. Души, оказавшиеся в ментальном пространстве, перемещаются там так же свободно, как мы с вами перемещаемся в этом трехмерном мире.
— Не астрал ли вы имеете в виду? — уточнил я (брошюрки по теософии мне прежде приходилось почитывать).
— Свой астрал оставьте для вечеринок при свечах, — поморщился Котяра. — Не путайте божий дар с яичницей.
Похоже, что я допустил какую-то бестактность. Ну что же, свои странности имеются и у психиатров. Пришлось спешно оправдываться.
— Про астрал это я действительно сморозил… Вульгарное словечко. Скажите, а каким способом душа может проникнуть в ментальное пространство?
— Сначала ей нужно расстаться с телом. Временно или навсегда. Существует немало легенд о людях, души которых побывали в ментальном пространстве и благополучно вернулись обратно. Наиболее известные среди них Платон, Пифагор, Ньютон, Сведенборг. Человек, приобщившийся к ментальному
пространству, способен творить чудеса, исцелять и просвещать, предсказывать будущее, толковать прошлое.
— Ну это мне не грозит, — сказал я.
— Кто знает, кто знает… — Котяра задумчиво покачал головой. — Мы еще только в самом начале пути…
— Не понять вас, профессоров. Сначала крест на мне поставили. Чуть ли не шарлатаном обозвали. А теперь на какой-то путь намекаете. Ведь с самого начала было сказано — фактов нет, а есть только одни измышления.
— Вот мы и собрались здесь, чтобы найти эти самые факты. А наши сомнения и споры вы близко к сердцу не принимайте. Существуют разные способы познания. Если проблему вывернуть наизнанку, расчленить, раскритиковать и даже опошлить, первыми сгинут сор и шелуха. А уж тогда постарайся не упустить зерно истины, каким бы крошечным и невзрачным на вид оно ни казалось.
— Может статься, что после такого испытания сгинет не только шелуха, но и само зерно, — сказал я.
— Тогда его скорее всего и не было. — Котяра мучительно зевнул. — На этом, пожалуй, и закончим. Всем надо отдохнуть. И помните о моем предупреждении. Без моего ведома — никуда! Ни к бабушке, ни к прабабушке, ни к царю Гороху.
Мордасов не преминул добавить:
— Но если вас, паче чаянья, опять занесет в какие-нибудь неведомые эмпиреи, постарайтесь оставить там памятный знак, доступный пониманию потомков.
— Какой? Срою Уральские горы? Или поверну Волгу в Балтийское море?
— Можно что-либо и поскромнее. Главное, чтобы знак поддавался ясной и недвусмысленной идентификации. Он должен быть как-то привязан к вашей личности и нашей эпохе… В общем, здесь есть над чем подумать.
— Одну минуточку, — я знаком попросил их задержаться. — Поймите, я не проникаю в прошлое. Я проникаю в сознание живущих там людей… Если только это не мой собственный бред… Сами они воспринимают мое присутствие как наваждение, помрачение ума, психический сдвиг. И ведут себя соответствующим образом, то есть гонят это наваждение прочь. И как мне, скажите, заставить в таких условиях того же сержанта Лодырева нацарапать на стене Адмиралтейства: «Олег Наметкин здесь был. Привет из двадцатого века»?
— Но вы ведь помешали ему убить императрицу. Да и Антонида Мороз схватилась за серп не без вашего влияния, — произнес Мордасов.
— То были бессознательные душевные порывы! Взрыв эмоций! Аффект! Вы же требуете от меня осознанных действий.
— Учитесь брать верх над чужим разумом, — сказал Котяра, все это время тыкавший ключом в замочную скважину дверей, ручки на которых не были предусмотрены изначально. — Вытесняйте его в подсознание. Блокируйте. Фактор внезапности на вашей стороне, что весьма немаловажно.
Прежде чем я успел оценить эту, в общем-то, очевидную идею, на помощь мне пришел Мордасов.
— Ну это уж вы, коллега, хватили лишку! — насел он на Котяру. — Нашему современнику даже в восемнадцатом веке собственным разумом не обойтись, а что уж тут говорить про десятый или двенадцатый. Не то слово сказал, не так ступил — сразу попадешь под подозрение. Или сумасшедшим признают, или колдуном, или вражеским лазутчиком. Конец, сами понимаете, у всех один… Нет, тут деликатность нужна. Не борьба разумов, а сотрудничество. Симбиоз. Взаимопроникновение.
— Скорее всего вы правы, — Котяра открыл наконец дверь. — Да только всему этому сразу не научишься. В моем подъезде проживает кассирша Сбербанка тетя Паша и призер Олимпийских игр по пулевой стрельбе Десятников. Обращению с огнестрельным оружием обучены оба. Но кто же поставит их на одну доску? В любом деле на овладение мастерством нужны годы. А где нам их взять? Мы решаем проблему в принципе. Возможно — невозможно. Доводить ее до совершенства будут уже другие. Первый самолет, если вы помните, держался в воздухе где-то полминуты. Но, чтобы прославиться, братьям Райт хватило и этого…
