Юрий Брайдер - Гвоздь в башке
Корсаков, считали, что Елизавета была не только знаменем, но и душой заговора. А заодно, так сказать, и телом, — даже скабрезности, произнесенные устами Мордасова, почему-то не резали слух.
— Стала бы дочь Петра ложиться под какого-то там гвардейского сержанта! — засомневался Котяра. — Мало ли у нее было на такой случай дворовых девок.
— Не скажите! — Мордасов подмигнул мне одним глазом. — Зачем же уступать дворовой девке лакомый кусок. Елизавета была большая охотница до молодых гвардейцев и даже не считала нужным скрывать это. Например, широко известны ее амуры с сержантом Семеновского полка Шубиным.
— Враки! — возмутился я. — Не было у нее ничего с Шубиным! Это прихвостни курляндские всякие небылицы плели, чтобы цесаревну опорочить.
— Скажите, пожалуйста, а откуда это вам известно? — немедленно отреагировал Мордасов. — Тоже из сна?
— Нет, — я слегка растерялся. — Известно, и все… Видели бы вы этого Шубина! У него из носа все время сопли висели, даром что ростом с коломенскую версту вымахал.
— Следовательно, вы лично Шубина видели?
— Я? Нет… А впрочем… Как будто бы и видел… — ощущение было такое, что я запутался в трех соснах.
— Скорее всего Шубина видел герой вашего сна Василий Лодырев, — пришел мне на помощь Мордасов. — И его нелестные впечатления каким-то образом передались вам.
— Может быть… — пробормотал я.
— Скажите, а как во времена Анны Иоанновны было принято обращаться, ну, скажем, к прапорщику?
— Знамо дело, «ваше благородие», — я даже подивился наивности его вопроса.
— А к полковнику?
— Ежели к гвардейскому, то «ваше превосходительство». Наши-то полковники чином к армейскому генерал-майору приравнивались… А почему вы спрашиваете?
— Вы разве не догадываетесь? — Мордасов опять переглянулся с Котярой. — Чтобы вникнуть в подобные тонкости, нашему современнику нужно быть знатоком соответствующей исторической эпохи. Скажите, вы когда-нибудь изучали правила титулования воинских, статских, придворных и иных чинов, принятые в середине восемнадцатого века?
— Нет, — я пожал правым плечом.
— Тогда остается предположить, что вы пользуетесь памятью Василия Лодырева, который в этих вопросах ориентировался столь же свободно, как мы с вами, скажем, в марках сигарет… Что такое «явка с повинной»? — огорошил он меня очередным вопросом. — Отвечайте быстро!
— Добровольное личное обращение лица, совершившего преступление, с заявлением о нем в органы дознания, следствия или прокуратуры с целью передать себя в руки правосудия, — выпалил я.
— Какова начальная скорость полета пули, выпущенной из пистолета Макарова?
— Триста пятнадцать метров в секунду!
— Масса патрона?
— Десять граммов.
— Количество нарезов в стволе?
— Четыре.
— Вы когда-нибудь стреляли из пистолета?
— Нет!
— Держали его в руках?
— Тоже нет!
— Юридическую литературу почитываете?
— Не приходилось.
— Тогда считайте, что вам посылает привет участковый инспектор Бурдейко, о котором мне рассказывал ваш врач, — он кивнул в сторону Котяры. — Сколько до войны стоило сливочное масло?
— Восемнадцать рублей фунт, — не задумываясь, ответил я. — Это если на рынке найдешь. А в потребиловке масло отродясь не водилось.
— Сколько в колхозе полагалось на трудодень?
— Кукиш с маком полагался! Палочку для учета ставили.
— А это спустя полвека подает голос Антонида Мороз. Вот так-то! — Мордасов опять подмигнул мне, но на сей раз это вышло у него как-то очень грустно.
— Вы хотите сказать… — Я переводил растерянный взгляд с одного профессора на другого.
Именно! — Котяра энергично тряхнул бумажкой, которую все еще сжимал в руке. — Именно это мы и хотим сказать. Все эти люди давным-давно умерли, но каким-то непостижимым образом часть их памяти, а может, и личности, переместилась в ваше сознание. Вы не сны видели! Вы вселялись в души ваших предков! Вы не только сын участкового Бурдейко и внук уголовницы Мороз, но еще и отпрыск императорской фамилии, поскольку в ваших предках числится незаконнорожденное чадо Елизаветы Петровны, истинное количество которых до сих пор неизвестно. Весьма вероятно, что в следующий раз вы побываете в шкуре монгольского нукера или новгородского ушкуйника, а впоследствии доберетесь до самых ранних колен рода человеческого. В этом смысле вам, наверное, доступно все! Вы скиталец в ментальном пространстве!
ОЛЕГ НАМЕТКИН, СУПЕРПСИХ
Надо признать, что профессор Котяра умел производить впечатление на собеседников. Причем впечатление шоковое (не путать с шокирующим!).
То, что пережил я, можно сравнить с ощущениями малого ребенка, которому нерадивый братец рассказывает перед сном сказку — сначала долго и уныло канючит: «В черном-пречерном лесу стоял черный-пречерный дом, в черном-пречерном дому стоял черный-пречерный стол, на черном-пречерном столе стоял черный-пречерный гроб…», а потом дико орет, прямо в ухо: «А в черном-пречерном гробу лежишь ты, засранец!»
Короче говоря, в плане эмоциональном Котяра меня крепко встряхнул. Если слухи о том, что психов лечат электрическим током, имеют под собой реальное основание, то он сэкономил для своей клиники не меньше сотни киловатт.
Фибры моей души еще трепетали, а Котяра уже беззаботно хохотал, приговаривая при этом:
— Ничего, ничего! Сильные эмоции вам только на пользу. Парень вы крепкий, выдержите. А впрочем, мы пока еще шутим. Не так ли, Петр Харитонович?
— Шутим, — кивнул Мордасов. — Все, о чем мы тут рассуждали, можно смело отнести к категории домыслов и измышлений. Реальных-то фактов нет никаких. Ну, допустим, приснился вам не совсем обычный сон. Потом выясняется, что схожий случай имел место в действительности. Что из того?… Вас как по батюшке?
— Олег Павлович, — машинально ответил я, не совсем понимая, куда он клонит.
— Повторяю, что из того? Первый сон Олега Павловича, второй сон Олега Павловича, третий сон Олега Павловича. Предполагаемый папаша стреляется, предполагаемая бабушка совершает убийство, предполагаемый предок в десятом колене гибнет во время неудавшегося дворцового переворота. Можно назвать это ясновидением, можно — генетической памятью, можно — реинкарнацией, можно — уникальным психическим расстройством.
— Можно даже шарлатанством, — подсказал Котяра.
— Ну эту версию мы сразу отбросим. — Мордасов сделал рукой столь решительный жест, словно намеревался отбросить не только версию, высказанную Котярой, но и его самого. — Давно замечено, что люди с неординарной, зачастую даже больной психикой, способны творить чудеса, внушая окружающим свои собственные навязчивые идеи. Вспомним Гришку Отрепьева. Мало того, что им прельстился народ, даже княгиня Мария Нагая опознала в самозванце своего сына царевича Дмитрия. Или взять более свежий случай, связанный с проходимкой, выдававшей себя за великую княжну Анастасию, счастливо избежавшую расстрела. Она даже русским языком не владела, зато вспоминала такие интимные подробности из жизни царской семьи, что уцелевшие фрейлины и камергеры только ахали да утирали ностальгические слезы…
