Андрей Балабуха - Нептунова арфа (с сокращениями)
- Опять струсил? - спросило чудовище, и Аракелов ничуть не удивился ни тому, что оно говорит, ни тому, что говорит оно голосом Жорки Ставраки.
- Нет, - сказал он, спрыгнул в воду и, отведя ствол лазера в сторону, примостился рядом с чудовищем. Ему было весело. - Маска, маска, я теб знаю.
- Ну и знай себе. Ведь ты же не пошел...
- Я пошел. И сделал. Без меня "Марта" ничего бы не смогла.
- Да, - по-свойски подмигнуло существо, и Аракелов впервые удивилс по-настоящему: он никогда не слышал, чтобы спруты мигали. - Да, ты пошел вторым. Вторым уже не страшно...
- Я пошел бы и первым.
- Бы... Существенная разница. Ты просто испугался, дружок.
- Нет. Я боялся, пока не знал. А когда узнал, перестал бояться. Я теб знаю. И не боюсь.
Спрут помолчал, играя лазером, потом насмешливо спросил:
- А кто тебе поверит?
- Поверят, - ответил Аракелов, но прозвучало это у него не слишком уверенно. - А не поверят - плевать. Я-то знаю.
- Вот и расскажи это своим там, наверху. Посмотрим, поверят ли они.
- Поверят. Потому что знают меня. А я знаю тебя.
- Не знаешь. - Чудовище расхохоталось. Смотреть на хохочущий роговой клюв было жутковато. - И никогда не узнаешь.
Аракелов заметил, что оно стало как-то странно менять форму, расплываться. Так расплывается чернильное облачко каракатицы.
- Знаю. Ты сероводород. И мне на тебя наплевать.
- Нет, дружок. Я - пучина. Сегодня я сероводород, ты прав. А завтра? Я сама не знаю, кем и чем буду завтра. Как же можешь знать это ты?
- Ничего, - сказал Аракелов. - Теперь я тебя всегда узнаю. Всегда и везде.
- Посмотрим, - хихикнуло облачко сепии, окончательно расплываясь, растворяясь в сгустившейся вокруг тьме. - Посмотрим... А пойдешь ли ты еще хоть раз вниз? Разве трусы ходят вниз? И разве их пускают сюда?..
- Пойду! - заорал Аракелов, бросаясь вперед, на голос. - Вот увидишь, пойду!
Он сделал мощный рывок, но голова уперлась во что-то холодное, жесткое, и он проснулся.
Было совсем темно. Значит, проспал он долго и уже наступила ночь. Он лежал на боку, упираясь лбом в холодный пластик переборки. Хотелось пить. Аракелов повернулся и сел. И тогда увидел, что за столом кто-то сидит. Кто - разобрать было невозможно: из-за плотно зашторенного иллюминатора свет в каюту не проникал. Он протянул руку к выключателю.
- Проснулся? - Это была Марийка.
- Ты? Здесь? - От удивления Аракелов даже забыл, что собирался сделать.
- Да... - В голосе ее прозвучала непривычная робость. - Понимаешь, мне нужно было увидеть тебя первой. До того, как ты увидишь других. Вот я и пришла.
Аракелов ничего не понимал. Голова спросонок была тяжелой, может быть, из-за снотворного. Он протянул руку и нащупал часы. Поднес их к глазам: слабо светящиеся стрелки показывали почти полночь.
- Ты не хочешь разговаривать со мной?
- Сейчас, - хрипло сказал Аракелов. Он пошарил по столику: где-то должен быть стакан с соком. Он всегда в первую ночь после работы внизу ставил рядом с постелью сок и, просыпаясь, пил. Это так и называлось; постбаролитовая жажда. Ах да, спохватился он. Зададаев... снотворное... Значит, соку нет. Но стакан неожиданно нашелся. Ай да Витальич! Кисловатый яблочный сок быстро привел Аракелова в себя.
- Саша... - Марийка подошла, села рядом. - Ты не простишь мне этого, Сашка, да?
- Чего? - не понял Аракелов. Он обнял Марийку и вдруг почувствовал, что плечи у нее мелко-мелко вздрагивают. - Да что с тобой?
Марийка откровенно всхлипнула.
- Я так и знала, что не простишь...
- Ничего не понимаю! - Аракелов растерялся.
Марийка подняла голову.
- Значит, ты не знаешь? Тебе не сказали?
- Да чего?!
- Сашка, это ведь я...
- Ты?! - Все сразу встало на свои места. Перед Аракеловым мгновенно возникла залитая солнцем палуба и Марийка, томно раскинувшаяся в шезлонге... "Мне в "Марте" посидеть надо, на следующей станции она по моей программе работать будет". И зададаевские умолчания и увертки стали ясны. Эх, Витальич!..
- Значит, ты... - повторил Аракелов.
- Да, - сказала Марийка. - Понимаешь... Это все так получилось...
- Понимаю, - Аракелов отодвинулся от нее и оперся спиной о переборку. Ему было больно от обиды и обидно до боли. - Дух струсил, надо нос ему утереть. Понимаю.
- Ничего ты не понимаешь! Я же люблю тебя, дурака! И знаю, что ты не струсил, ты не мог струсить. Это они говорили, что ты струсил...
- Они?
- Ну да. Я в "Марте" сидела, люк был открыт, а они рядом встали...
- Кто?
- Жорка, Поволяев и еще кто-то, я их не видела, только слышала. И говорили, что ты струсил. Мол, батиандры со своей исключительностью носятся, подумаешь, дефицитная профессия, нужно им себя беречь дл грядущих подвигов... А что человек погибает - ему наплевать, духу нашему... И в таком роде.
- Та-ак, - сказал медленно Аракелов. - Ясно. - Это он предвидел еще внизу.
- И я к ним не вышла. Понимаешь, не вышла. Сама не знаю почему. Побоялась, что ли?
- Чего?
- Не знаю. Я бы, наверное, им по рожам надавала.
"Стоило бы, - подумал Аракелов. - Но это я могу и сам".
- И что же ты сделала?
- Когда они отошли, вылезла, поставила слип на автоспуск. Я видела, как это делают...
- Ясно, - сказал Аракелов.
В принципе в этом не было ничего невозможного. Отмотать метров двадцать троса на барабан носовой лебедки "Марты", застопорить судовую лебедку, а потом помаленьку стравливать трос, соразмеряясь с опусканием слипа. Дл опытного водителя это не представляло особого труда. Но как справилась с этим Марийка? Ведь опыта работы с "Мартой" у нее с гулькин нос... И как никто ей не помешал? Ведь слип скрежещет так, что только в баролифте не слышно! Конечно, когда "Марта" уже пошла к воде, остановить ее было бы нельзя, но до того? Куда смотрел вахтенный? Мда-а, подумал он, дисциплинка... Пораспустил народ Ягуарыч...
- И никто тебя не остановил?
- Нет...
- Молодцы! - искренне восхитился Аракелов. На мгновение ему даже стало весело. - Хоть судно укради, не заметят, если есть о чем посудачить!.. Но на кой черт ты полезла? Зачем?
- Затем, что я слышать не могла, как они про тебя... Понимаешь? Я уже все знала - и про патрули, и про "рыбку". И понимала, что ты там сидишь и думаешь...
- Вот и не лезла бы. Лучше бы сама подумала...
- Я и думала. Что тебе экспериментальные данные нужны. И что если даже "Марта"... не пройдет... Ты скорее сообразишь, что к чему.
До Аракелова дошло не сразу: слишком уж нелепо это было. Нелепо, немыслимо, невозможно!
- Дура! - заорал он, забыв, что уже ночь, что за тонкими переборками каюты давно уже спят. - Ты соображаешь, что говоришь?
- Да, - тихо сказала Марийка, и Аракелов осекся. - И когда делала, тоже соображала. Только что все вот так получится - не сообразила.
