Александр Беляев - Небесный гость (Сборник)
А десять часов спустя страшное бедствие пронеслось по всем странам Европы и Азии. Через сороковой меридиан северной широты — по Испании, Италии, Балканам, Малой Азии, Туркестану, Китаю и острову Ниппон в Японии, без единого звука пронесся смертоносный луч, испепеляющий на своем пути в полосе ста километров шириной все: дома, людей, животных, нивы, хлопковые поля, леса…
— Да вот, посмотрите, — сказал Эль. Он подошел к распределительной доске и нажал несколько кнопок с цифрами, потом повернул рычаг. Свет погас, и экран ожил. Я ожидал увидеть кинофильм, но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания. Это были не «движущиеся картинки» — это была сама жизнь. Иллюзия была полная.
Вот улица какого-то города…
— Испания, — тихо сказал Эль.
…Все дома вдоль улицы, наискось, были как будто срезаны каким-то невидимым ножом, открывая внутренние комнаты. Там, где прошел ужасный луч, остались лишь груды развалин, кучи пепла и мусора. Кое-где валялись части человеческих тел. Все, попавшие в зону действия луча, испепелялись. Местами догорали пожары. Я слышал треск пламени, грохот падения стен. Уцелевшие обезумевшие люди бродили среди этих развалин, тщетно пытаясь разыскать своих родных. Они рыдали, кричали, посылали кому-то проклятия… Вот пробежала, с растрепанными волосами и безумными глазами, женщина.
— Аугусто, Аугусто! — кричала она. И вдруг, повернувшись прямо ко мне лицом, истерически захохотала…
Я слышал ее смех, слышал вопли людей. Зрелище было потрясающим. Невольно я отвернулся.
— Снято несколько часов спустя после катастрофы, — взволнованно проговорил Эль.
Он повернул рычаги, и на экране появилась новая картина.
— Все, что осталось от итальянского городка Маратео у залива Поликастра, — сказал Эль.
Несколько пальм и груды развалин, двое смуглых, кудрявых детей и старуха в лохмотьях. У одного ребенка были отожжены ноги по колена. Он лежал без сознания. Мальчик постарше смотрел на него с молчаливым ужасом, а старуха, склонившись над ребенком, раскачивала седой, взлохмаченной головой и выла протяжно, надрывно, как воют собаки… Рядом, с оскаленными зубами и большими остекленевшими глазами, лежала ослиная голова — одна голова… Листья пальм шумели, шуршали камни под набегающими волнами, как унылый аккомпанемент к однообразному, хватающему за душу, вою старухи… Это было слишком…
— Я не могу больше, — тихо сказал я, — довольно!
Эль вздохнул, повернул рычаг. Экран погас, и в комнате загорелся свет.
Подавленные только что увиденным, мы сидели молча.
— Я видел не раз эти картины, — сказал наконец Эль, — но и до сих пор я не могу их смотреть без глубокого волнения…
— Да, это ужасно, — ответил я.
— Когда наша молодежь видит эти картины, она зажигается такой ненавистью и такой жаждой борьбы, что ее трудно удержать от опрометчивых поступков и бесцельных жертв. Мы нечасто показываем эти картины.
— Скажите мне, это кино? — спросил я, когда волнение немного улеглось.
— Комбинация звучащего кино и передачи движущихся изображений и звуков по радио. У нас есть центральный киноархив, действующий автоматически. Я ставлю на этой доске номер, нужный мне кинофильм автоматически подается в киноаппарат, он начинает работать на экране, установленном в киноархиве. При помощи радио изображение и звуки передаются в любое место.
— Поразительно! И что же было дальше?
— Что могло быть после всего, что вы сами видели?
Дальнейшее упорство с нашей стороны могло погубить всю Европу и Азию. Мы вынуждены были прекратить борьбу, пока не создадим равного оружия. И наши инженеры немало поработали над изобретением такого оружия. В этом отношении мы многим обязаны Ли. Это гениальный юноша.
— Ли? Ассистент астронома Туна? В голубой тунике? Разве он не девушка?
Эль улыбнулся.
— Нет. Это юноша, вернее, молодой человек. Мы не скоро старимся. Сколько, вы думаете, может быть мне лет?
— Тридцать пять, самое большое, сорок, — сказал я.
— Восемьдесят шесть, — улыбаясь, ответил Эль, — Ли — тридцать два, а Эа — двадцать пять.
Я был поражен.
— И что же изобрел Ли?
— Он изобрел средство заграждения от дьявольских лучей. Они больше не страшны нам. Он нашел секрет и производства самих дьявольских лучей. Мы сравнялись силами.
— И теперь можно начать борьбу?
— Не совсем. Их лучи не пробивают нашей невидимой брони, а наши — их. Мы стали взаимно неуязвимы друг для друга, но и только. И все же борьба продолжается. Не так давно каким-то чудом пробрался к нам из Америки еще один беглец — негр. Он работал на береговых заграждениях, на восточном берегу Северной Америки. Произошла порча аппарата, излучавшего заградительные лучи. Воспользовавшись этим, негр бросился в океан, долго плыл, пока его не подобрала какая-то рыбацкая лодка, и наконец достиг наших берегов. Он сказал, что, несмотря на все жестокости, на неслыханное подавление рабочих, в Америке идет подпольная революционная работа. Революционеры проникли даже в береговую охрану. Нам удалось наладить с ними сообщение. Мы узнали, что Америка, опасаясь нашей помощи их революционерам, замышляет истребить нас. Убедившись, что их лучи безвредны для нас, американские капиталисты решили отправить к нам шпионов, перебросив их неизвестным нам способом через наши воздушные заграждения, узнать наши военные силы и средства, а затем переправить сюда тем же путем своих агентов с истребительными лучами, чтобы уничтожить на месте «очаг революции».
— Европа и Азия — хороший «очаг»!
— Да, уничтожить большую половину мира. Перед этим они не остановятся! Но мы тоже не сидим сложа руки. Ли близок к разрешению задачи — найти орудие, пробивающее все заградительные средства американцев.
— Но ведь Ли астроном?
— Астроном, инженер, художник, шахматист — все что хотите. И во всех областях он — первоклассная величина. Дни он отдает своим инженерным занятиям, а ночами работает с Туном.
— И не устает?
— Ли — по крайней мере; наша молодежь не знает усталости. Ведь вам не хочется спать?
— Я чувствую себя прекрасно.
— Ну, вот видите. Так вот, мы получили сведения, что один из шпионов послан к нам. В это самое время появились вы. Теперь вы поймете нашу предосторожность в отношении вас?
— Разве я похож на американского шпиона? — полувозмущенно, полунедоумевающе спросил я.
Эль пожал плечами.
— Изобретательность врага беспредельна. Плохой тот шпион, при взгляде на которого каждый ребенок скажет: «Это шпион». Вы не обижайтесь. Я верю вам. Но все же некоторое время мы еще должны будем заняться вашей личностью. Положение слишком серьезно. Не беспокойтесь, вы будете пользоваться свободой.
