Эллис Питерс - Святой вор (Хроники брата Кадфаэля - 19)
- Как же, просили. Он сказал, что это отправляется вместе с повозкой в Рамсей, и мы пристроили эту штуку среди бревен, в самой середке. Она была хорошо завернута, и с ней ничего не должно было случиться в дороге.
Еще как случилось... Но Альдхельм ничего об этом не знал.
- А вот те двое из Лонгнера ничего не заметили, - сказал Кадфаэль. Как же так?
- Кто его знает, темно было, да и дождь шел. Они как раз сзади спихивали бревна с телеги, чтобы легче потом грузить на повозку. Могли и не заметить. Не думал я, что меня станут спрашивать об этой штуке. Монах попросил, я и помог. Я думал, он знает что к чему, да и не нашего ума это дело любопытствовать насчет ихнего имущества.
Можно и впрямь не сомневаться, что тот монах отлично знал что к чему. Кадфаэль был почти уверен в том, кем был этот самый монах, однако предъявить ему обвинение невозможно без соответствующих доказательств.
- А как выглядел монах? Ты разговаривал с ним раньше или, скажем, в церкви?
- Нет. Он подошел ко мне в темноте и потянул за рукав. Шел дождь, монах был в капюшоне. Монах как монах, как все бенедиктинцы, ничего особенного. Невысокий такой, пониже меня ростом. Судя по голосу, молодой парень. Ну, что еще? Короче, я узнаю его, если увижу, - уверенно сказал Альдхельм.
- Узнаешь? - усомнился Кадфаэль. - Темно же было, а он в капюшоне... И все-таки узнаешь?
- Запросто, не сомневайся. Я вошел с ним в церковь, а лампада на алтаре еще горела. Я видел его лицо близко. Знаешь, описывать словами, так все на одно лицо. Ты мне только покажи, я узнаю его из тысячи.
- Я нашел пастуха, - доложил Кадфаэль о результатах своего расследования аббату Радульфусу, когда они остались наедине. - Он говорит, что узнает его.
- И впрямь узнает?
- Он уверен. И я, в общем-то, тоже. Он единственный, кто видел в лицо этого монаха. Когда они подняли ковчежец, на алтаре горела лампада. То есть видел он его близко и четко, свет падал прямо монаху в лицо, под капюшон. А те двое парней из Лонгнера видели его лишь в темноте, во время дождя. Я считаю, пастуху можно верить, он узнает его.
- Он придет? - спросил аббат Радульфус.|
- Да, придет. Но у него свои заботы. Он же работник, а работы с овцами да ягнятами у него по горло. И покуда не разберется, он не бросит свою скотину. Но мы договорились, что он придет, когда я пришлю за ним, причем под вечер, после рабочего дня. Однако звать его имеет смысл, лишь когда вернутся уехавшие в Вустер. А уж тогда я пошлю за ним, и он придет.
- Хорошо, Кадфаэль! - промолвил аббат, правда не очень-то радостно. Быть посему, раз нельзя иначе. - Он не стал требовать разъяснений, почему пока нет смысла посылать за пастухом. Аббат понял Кадфаэля без слов. Кадфаэль, когда наступит этот день, мы ничего не скажем на собрании капитула, дабы никого не насторожить и избежать лишних разговоров. Действовать следует очень осторожно, дабы никому не навредить, в том числе и виновному.
- Если святая Уинифред и впрямь вернется в целости и сохранности, то еще можно будет избежать позора. За нее-то я не опасаюсь, но надо подумать и о ней.
Неожиданно Кадфаэлю пришла мысль о том, сколь прав был Хью, говоря о его, Кадфаэля, интуитивных словах насчет этого, по сути дела пустого, ковчежца, словно в нем и впрямь находилась та чудотворная субстанция, которая носила имя святой Уинифред. А также мысль о том, какую печаль он ощущает, потеряв ее, точнее, этот отнюдь не священный символ, который она сделала воистину священным.
На следующий день, не вызвав никаких подозрений в своей подлинности, по крайней мере это относилось к ее ковчегу, святая Уинифред возвратилась домой в сопровождении весьма солидного эскорта.
Поздним утром, когда брат Кадфаэль вышел из лазарета, где пополнял запасы лекарственных снадобий в хозяйстве брата Эдмунда, на большой монастырский двор въехала вся процессия. К своему удивлению, Кадфаэль увидел не только Хью Берингара и приора Роберта, а также двух посланцев из Рамсея с их слугой-мирянином, но и двух грумов, а быть может, сквайров, и невысокого человека средних лет, который скромно ехал позади монахов рядом с Хью, однако было совершенно ясно, кто здесь главный, хотя человек не прилагал к этому ни малейших усилий. Платье его было богатым, но в приглушенных цветах, под ним был прекрасный темной масти жеребец, упряжь которого своим убранством выглядела куда более нарядной, нежели платье всадника. Позади двигалась запряженная одной лошадью повозка с ковчежцем святой Уинифред, любовно завернутым в вышитое покрывало.
Удивительно было посмотреть, как быстро большой монастырский двор наполнился народом, словно весть о возвращении святой витала в воздухе. Из странноприимного дома вышел брат Дэнис, из класса для занятий появился брат Павел с двумя своими юными подопечными, которые с любопытством глазели на происходящее, прячась за спиной монаха, пришли двое послушников и двое грумов с конюшенного двора и еще полдюжины братьев, что побросали свои дела в разных концах обители, - все они оказались на большом дворе еще до того, как привратник успел выйти из привратницкой, дабы приветствовать прибывших приора Роберта, шерифа и прочих гостей.
Тутило, ехавший в самом конце кортежа, спешился и, словно услужливый паж, поспешил к субприору Герлуину, дабы поддержать ему стремя. Ни дать ни взять образцовый послушник, пожалуй, даже слишком усердный, чтобы не заронить кое-каких сомнений в искренности своего усердия. И то сказать, если подозрения Кадфаэля и впрямь имели основания, у этого юноши были веские причины вести себя теперь идеальным образом. Ковчежец наконец-то вернулся куда следует, и найден свидетель, который может и должен рассказать всю правду об исчезновении святыни. И хотя Тутило пока еще не знает, что ему тут уготовано, он никак не может быть уверенным в том, что это счастливое, по всей видимости, возвращение закончится для него так уж счастливо. Положившись на удачу, надеясь и тревожась, ему придется быть предельно добродетельным, покуда гроза не пройдет стороной и никто о нем так ничего и не узнает. А быть может, он даже набрался наглости и искренне молится святой Уинифред, прося у нее защиты.
И все же Кадфаэль ничего не мог с собой поделать, ему было жаль этого юношу, чье сомнительное и дерзкое предприятие, пройдя по кругу, пришло к своему завершению и грозило ему теперь позором и наказанием. Тем более что и самому Кадфаэлю, вообще-то говоря, угрожало ничуть не менее позорное разоблачение. Кадфаэлю была хорошо видна инкрустированная серебром крышка ковчега - трудно не узнать ее с первого взгляда. Слава богу, печатей никто не тронул! И значит, никто не заглядывал внутрь. Теперь Кадфаэль мог спокойно перевести дух.
