Джордж Мартин - Туз в трудном положении
– Клиника имени Блайз ван Ренссэйлер.
– Это Тахион. Позовите мне Финна.
– Эй, док, похоже, вы уже узнали.
– Да.
– Тут просто хаос. Вчера миссию Барнета забросали бутылками с зажигательной смесью, а на Чатем-сквер началась стихийная демонстрация. Я весь день пытался с вами связаться.
– Я очень поздно вернулся в номер.
– Я ассистировал на вскрытии. Хотите знать подробности?
Тахион со вздохом ответил:
– Наверное, должен.
Финн изложил результаты. В качестве фона Тах слышал резкий четырехтактный перестук: кентавр ростом с пони нервно пританцовывал на копытцах. Врач-джокер заключил свой доклад словами:
– Хоронить определенно придется в закрытом гробу.
– Черт, похороны! Когда они?
– Завтра утром, в одиннадцать.
– Я обязательно буду.
– А как дела в ваших краях?
– Непонятно. Я даже не знаю, сколько сейчас у нас делегатов. – Он посмотрел на часы. – Слушай, мне пора. Увидимся завтра.
Схватив шляпу, Тахион приостановился у двери ванной и, перекрикивая шум воды, бросил:
– Я пошел на завтрак с Джеком. Встреть меня в десять тридцать, и мы сходим в «Омни». Изволь явиться.
Ответа не последовало. Блез либо что-то замышлял, либо дулся. Оба варианта не радовали.
– Миз Моргенштерн. – Брейден Даллес был моложе нее, но он включил свой начальственный голос: властный рокот, напоминавший поездку на машине по щебенке в холодный зимний день: тут были и морозное потрескивание, и регулярный скрип. – Вы поставили нашу газету в очень сложное положение.
Она передвинулась на кровати, крепче притянув скомканную подушку к груди. На ней была теплая ночная рубашка из синей фланели. Она всегда так делала в отелях: зимой уменьшала обогрев, летом запускала кондиционер на полную мощность – и куталась. Ей нравилась та изоляция, которую обеспечивали одеяла.
Она с трудом подняла и опустила ресницы. Обычно она была жаворонком, но прошлым вечером, посте того как Тахион ее выставил – вот подонок! – она окончательно растерялась. Не зная, что делать, она рискнула вернуться к себе в номер и погрузилась в сон клинической депрессии. Она бросила взгляд на часы, стоявшие на тумбочке. Восемь утра. Если бы Даллес ее не разбудил, она могла проспать до полудня.
Не дождавшись от нее никакой реакции, Брейден продолжил:
– Нас всех тревожит то, что в последнее время вы объявили личную вендетту одному из основных кандидатов на выдвижение в президенты.
Горечь прорвалась, словно волдырь:
– Вы хотите сказать, вашему любимчику.
– Наша газета, как столичное издание, следует традиции осознания своей ответственности. В настоящий момент сенатор Хартманн очевидно является самым подготовленным кандидатом.
– Вы считаете, что настоящий момент требует отдать Белый дом тузу-психопату? Господи, Ронни Рейган всего лишь раз в два года вторгался в очередную страну, где нам нечего было делать. Этот человек… эта тварь… питается человеческими страданиями, Брейден!
Наступило мучительное молчание. Она живо представила себе выражение его молодого аристократического лица: втянутые ноздри, не соответствующие его возрасту глубокие морщины, окружающие его губы и расходящиеся от уголков глаз. Он намеренно культивировал такое выражение лица, поскольку это придавало ему солидности. Как будто в святая святых «Вашингтон пост» он почувствовал запашок собачьего дерьма.
– Нам представляется, что ваша… одержимость… не делает чести ни вам как журналистке, ни нам как газете. Ваше последнее сообщение, если удостоить его этого именования, было просто неправдоподобным. Даже если бы мы были склонны принять к печати столь дикую смесь беспочвенных обвинений и намеков, наш юридический отдел не разрешил бы нам ее опубликовать. А эта попытка Лео Барнета очернить сенатора Хартманна… Право, Сара, как вы могли позволить связать свое имя с этим, откровенно говоря, постыдным предприятием?
– Люди Барнета у меня разрешения не спрашивали, Брейден. Богом клянусь: я ничего об этом не знала.
Она вцепилась в телефонную трубку, словно только это помогало ей не свалиться. Она ощущалась у щеки холодным талисманом.
– Вы сказали мне, что эти обвинения – правда. Тем не менее уже через несколько часов сенатор Хартманн выступил с опровержением, которое мы считаем весьма убедительным.
«Потому что вам этого хочется». Она попыталась представить себе, как «Пост» принимает такое небрежное отрицание сомнительного поступка от какого-то из политиков, которых они не превозносили бы до небес. От Никсона, Робертсона или даже Буша… Да они преследовали бы его до самого края земли!
Однако она не в состоянии была говорить. Когда ей нужно было заставить собеседника раскрыться, она умела его по-журналистски заболтать. Однако когда она пыталась выразить нечто такое, что было по-настоящему важным для нее самой, слова неизменно ей изменяли.
– И, наконец, миз Моргенштерн, мы очень озабочены тем, что вы не выказали никакого намерения вернуться в Нью-Йорк. Вы – признанный авторитет по Джокертауну. Нас крайне тревожит то, что вы отказываетесь интересоваться убийством – в котором, позволю себе добавить, были задействованы способности туза – одной из наиболее заметных личностей этой общины. Которая, как я понимаю, была вашим личным другом. Казалось бы, ваше расследование находится там.
– Мое расследование находится здесь, Брейден. Это важнее убийства в Джокертауне. Это касается всех: вас, меня, тузов, джокеров, населения Уганды, всего мира! У президента столько власти, так много…
Она остановилась прежде, чем сорвется и рухнет. Вот почему она всегда предпочитала письменную речь: когда ты говоришь, слова частенько выходят из-под контроля. Она перевела дыхание.
– И потом, Брейден, убийца Кристалис находится здесь. Разве ты не прочел мою статью?
– Вы хотите сказать, что сенатор Хартманн лично забил миз Джори до смерти?
– Нет. Черт, Брейден, не тупите! Он это устроил, он использовал своего туза, использовал свое положение… Какая, к дьяволу, разница? Он все равно виновен – точно так же, как крестный отец мафии, отдавший приказ об устранении человека.
Даллес вздохнул.
– Я искренне сожалею, что дело дошло до этого. Распад вашей личности серьезно снизил ваш профессионализм. В связи с этим мы считаем, что продолжение вашей связи с нашей газетой не отвечает ни вашим интересам, ни нашим.
– Вы меня увольняете? – Ее голос взлетел к потолку. – Так и скажите, Брейден. Будьте мужиком и скажите прямо!
– Я сказал то, что было необходимо, миз Моргенштерн. От себя лично я выскажу надежду, что вы в ближайшее время начнете лечиться. Вы слишком талантливы, чтобы все потерять из-за болезненного пристрастия.
