Игорь Чичилин - Орган времени
– Как ты? – спросила она, словно не слышала, о чем мы говорили с Сергеем Степановичем.
– Нормально.
– Я хотела прийти днем, но не смогла – работы было много.
– Понятно, – сочувственно произнес я.
Она прятала взгляд, глядя куда-то в сторону. У нее был смущенный вид, похоже, она не знала, что еще сказать.
– Как там погода? – решил я помочь ей.
– Ничего. Днем шел дождь, но теперь кончился.
– Дождь? – удивился я. Мне казалось странным, что где-то может идти дождь – мир для меня был больницей с трещинками на потолке. – Наверно, я спал и не слышал.
– Да?
Она молчала пару секунд, потом вдруг повернулась ко мне, словно решившись на что-то. Ее глаза были полны тревожной печали.
– Ты не сердишься на меня? – спросила Леночка.
– Я? Почему? – почти искренне удивился я.
– Я не хотела, – быстро заговорила она, снова пряча взгляд, – это как-то само получилось. Я не хотела. Правда.
Я чуть улыбнулся.
– Садись, – сказал я, сделав приглашающий жест.
Она колебалась секунду, потом осторожно присела на край кровати.
– Как ты думаешь, долго я здесь пролежу? – спросил я.
Она не ответила, словно не услышав мои слова, потом через секунду сказала все с той же тревожной печалью:
– Я была очень плохой. Не знаю, что на меня нашло. Прости. Ты, наверно, обвиняешь меня во всем. Я не хотела. Прости.
– Бог с ним. Я уже и не помню ничего, – соврал я. Как-то не хотелось злиться на нее, и слушать извинения тоже не хотелось. Я чувствовал, что рад ее видеть, и больше ничего не чувствовал по отношению к ней.
– Все прошло, – сказал я, – туда ему и дорога. Давай считать, что просто ничего не было.
– Правда?
– Правда, – я снова улыбнулся.
– Значит, ты не обижаешься на меня?
– Нет.
– А я все думаю об этом, что это я… Что ты из-за меня…
– Да нет же, – поспешил я заверить ее – мне вдруг показалось, что она сейчас заплачет. – Я ведь сказал, что все забыто. Или ты не согласна? Тогда тебе придется выбирать: или мириться, или писать мемуары.
– Да? – улыбнулась Леночка.
В ее глазах была радость. Хотя легкая тень грусти еще присутствовала во взгляде, но она улыбалась, и такой она нравилась мне гораздо больше.
Потом Леночка взяла мою руку в свои ладони и спросила голосом, полным заботы и участия:
– У тебя ничего не болит?
Я улыбнулся, ощущая ее ладони, ее мягкую теплую кожу. Было приятно чувствовать это прикосновение и немного странно. Там, где я был сейчас… В общем, ее прикосновение было совершенно не отсюда, как нечто, пришедшее из другого мира – солнечный свет под землей, дождь в больнице… Ее касание захватывало мои ощущения, я словно переместился в свои пальцы, став там, между ее ладонями.
– Нет, – улыбаясь, ответил я.
– Ну что ты улыбаешься, – продолжала заботиться Леночка, она нахмурила брови и укоризненно смотрела на меня, – как будто тебя это не касается.
– Хорошо, – сказал я, пребывая в ее ладонях, – я буду думать об этом.
– О чем?
– О том, что меня это касается.
Она продолжала хмуриться.
– Мне иногда кажется, что ты нарочно хочешь, чтобы тебе было плохо.
– Нет, – сказал я, – не хочу.
– Тогда зачем ты сделал это, зачем согласился на операцию? Мог бы и не лежать здесь сейчас. Или ты не знал, что все кончится больничной койкой? Неужели нужно быть таким легкомысленным, что не дорожить даже собственной жизнью? Я уж не говорю о…
Она запнулась и отвернулась в сторону, возмущенно глядя в окно за дыхательным аппаратом.
– Ты снова об этом? – спросил я, стараясь произнести это как можно мягче.
Она опустила глаза, но не повернула головы.
– Нет, – проговорила она. – Я просто не понимаю. Почему? Зачем ты это сделал?
– Почему? – я почувствовал себя небом или океаном, собираясь ответить на этот вопрос, черной ночью, накрывшей и окутавшей все. – Потому что, кроме звезд, луны и солнца, есть огонь, который тоже дает свет. Он обжигает, но он ближе и доступней. Солнце и звезды – тоже огонь, но они далеко. А электричество – это только вольфрамовая нить – в ней нет волшебства.
Леночка посмотрела на меня. Она не хотела быть сердитой, но все же не могла сдержать укор и недовольство во взгляде. Я улыбался ей.
– Ничего, – сказал я, – это ведь ненадолго. Я ведь не всю жизнь теперь буду лежать. Пройдет немного времени, и я выйду отсюда. А кстати, сколько мне придется пролежать?
– Не знаю, – Леночка чуть пожала плечами. – Недели две-три, может, месяц – вряд ли больше.
– Всего-то? Это же просто ничто. Попробуй вспомнить, что такое месяц, который был, скажем, два или три года назад – тогда поймешь, что это совсем маленькое время.
– Но ведь это три года назад, – вздохнула Леночка, переставая быть укоризненной и недовольной.
– Да. Но время ведь не стоит на месте. Когда-нибудь и этот месяц будет три года назад.
Она покачала головой.
– Ладно, – проговорила Леночка, видимо, не желая возражать больному с прооперированной головой, – ты, главное, выздоравливай сейчас, а не через три года, – и посмотрела на часы. – Я пойду, – сказала она, – а то будет совсем поздно и темно.
– Да, – ответил я, – конечно.
– Завтра зайду к тебе. Хорошо?
– Хорошо.
– Ну пока, – она нагнулась и быстро поцеловала меня. Потом встала, отпустив мою руку, и ушла, процокав каблучками по больничному полу.
* * *Примерно дней через пять Сергей Степанович в очередной раз пришел ко мне. Он приходил каждый день, иногда даже два раза на дню. В этот раз он зашел вечером после работы. Поспрашивал как обычно о моем здоровье, а потом сказал:
– Вам, наверно, уже надоело здесь лежать?
– Да, – несколько удивленный таким вопросом, ответил я.
Глядя на Сергея Степановича, я видел, что он чем-то озабочен.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Нет. Хотя… – он бросил на меня быстрый взгляд. – В общем, обстоятельства складываются так, что мне бы не хотелось больше оставлять вас в больнице.
– Хм.
– Но вы не подумайте, – поспешил он успокоить меня, – это не связано с вашим здоровьем. Просто… некоторые проблемы административного характера.
– Вот как? Что ж, может, это и к лучшему. Признаться, мне уже порядком надоело лежать здесь, я просто изнываю от скуки и…
– Но дело в том, – не слушая меня, продолжил Сергей Степанович, – что вам еще рано домой. Вам еще нужен уход, лечение.
– Да? – я не понимал, куда он клонит.
– Вас еще нельзя выписывать из больницы.
– Тогда что же делать? Спрятаться в шкаф на время проверки или там еще чего, чтобы меня никто не увидел? – я улыбнулся.