Айзек Азимов - Стальные пещеры
— Это ещё одно доказательство вашего предположения? — поинтересовался Фастольф.
— Разумеется. Первый Закон Роботехники гласит, что робот не может причинить вреда человеческому существу.
— Но Р.Дэниел и не причинил никому вреда.
— Верно. После он даже заявил, что не выстрелил бы ни при каких обстоятельствах. И всё же я никогда не слышал, чтобы робот мог нарушить дух Первого Закона настолько, чтобы угрожать человеку бластером, даже если у него на самом деле не было намерения пустить его в ход.
— Понятно. Вы специалист в области роботехники, мистер Бейли?
— Нет, сэр. Но я прослушал курс общей роботехники и позитронного анализа. Кое в чём я разбираюсь.
— Это хорошо, — заметил Фастольф, — но видите ли, я являюсь специалистом по роботехнике и уверяю вас, что сущность разума робота заключается в абсолютно буквальном толковании мира. Он не признает духа Первого Закона, только его букву. Возможно, у вас на Земле простые модели так перегружены дополнительными к Первому Закону мерами предосторожности, что, вероятно, они совершенно не способны угрожать человеку. Улучшенные модели, такие как Р.Дэниел, — совсем другое дело. Если я правильно понял ситуацию, угроза Р.Дэниела была необходима для предотвращения массовых беспорядков. В таком случае её целью было предотвратить тот вред, который мог быть причинен человеческим существам. Он подчинялся Первому Закону, а не нарушал его.
Внутри у Бейли всё сжалось, но внешне он сохранял напряженное спокойствие.
«Нелегко мне придётся», — подумал Бейли, но он не собирался уступать космониту.
— Вы можете опровергать каждый довод по отдельности, но все вместе они сводятся к одному. Прошлой ночью во время обсуждения так называемого убийства этот мнимый робот заявил, что его будто бы превратили в сыщика посредством введения в его позитронные цепи нового импульса. Импульса — какого бы вы думали? — к справедливости!
— Я подтверждаю это, — откликнулся Фастольф. — Это было сделано три дня назад под моим собственным руководством.
— Импульс к справедливости? Справедливость, доктор Фастольф, это абстрактное понятие. Только человек может использовать этот термин.
— Если вы определяете «справедливость» таким образом, что это абстракция, если вы говорите, что это есть исполнение каждым человеком своего долга, то я признаю правоту вашего довода, мистер Бейли. Знания, которыми мы обладаем в настоящее время, не позволяют нам вкладывать в позитронный мозг абстракции в человеческом понимании этого слова.
— Значит, вы признаете это — как специалист по роботехнике?
— Безусловно. Вопрос в том, что Р.Дэниел понимает под словом «справедливость».
— Из нашего с ним разговора мне было ясно, что он понимал под ним то же, что вы и я, любой другой человек. То, что никакой робот понять не в состоянии.
— Почему бы вам, мистер Бейли, не попросить его дать своё определение этому термину?
Уверенность Бейли слегка пошатнулась. Он повернулся к Р.Дэниелу:
— Ну?
— Да, Элайдж!
— Как вы определяете понятие справедливости?
— Справедливость, Элайдж, это то, что существует, когда обеспечивается соблюдение всех законов.
Фастольф кивнул.
— Неплохое определение для робота, мистер Бейли. А? Вот это-то стремление следить за тем, чтобы все законы неукоснительно соблюдались, и было заложено в Р.Дэниела. Справедливость для него — понятие очень конкретное, поскольку оно основывается на соблюдении законов. Точных недвусмысленных законов, которые, в свою очередь, конкретно определяются. Ничего абстрактного здесь нет. Исходя из абстрактных представлений морального порядка, человек может считать некоторые законы плохими, а их осуществление — несправедливым. Что вы на это скажете, Р.Дэниел?
— Несправедливый закон, — ровным голосом проговорил робот, — это логическая несообразность.
— Для робота это так и есть, мистер Бейли. Так что, как видите, не следует смешивать понятие справедливости, которое существует у Р.Дэниела, и своё собственное.
Бейли резко повернулся к Р.Дэниелу:
— Вчера ночью вы выходили из моей квартиры.
— Да, выходил. Если это потревожило ваш сон, прошу меня извинить, — ответил Р.Дэниел.
— Куда вы ходили?
— В мужской туалетный блок.
Бейли был ошеломлен. Он не сомневался, что так оно на самом деле и было, но никак не ожидал получить такой ответ от Р.Дэниела. Его уверенность поколебалась, и всё же он твёрдо решил держаться избранного пути. Комиссар пристально наблюдал за происходившим, его защищенные линзами очков глаза перебегали с одного собеседника на другого. Теперь Бейли просто не мог пойти на попятную, какие бы софизмы они ни пускали в ход против него. Он должен был твёрдо отстаивать свою точку зрения.
— После того как мы добрались до моего сектора, — начал он, — Р.Дэниел настоял на том, чтобы войти со мной в туалетный блок. Предлог его был неубедительным. Ночью он снова ходил туда, в чём только что признался. Если бы он был человеком, я бы сказал, что в этом нет ничего противоестественного. Это очевидно. Однако, если считать его роботом, эти посещения туалетной становятся бессмысленными. Возможен лишь один-единственный вывод — это человек.
Фастольф кивнул. Казалось, ничто не могло выбить его из колеи.
— Это чрезвычайно интересно. А что, если мы спросим самого Дэниела, зачем он ходил в туалетный блок прошлой ночью?
Комиссар Эндерби подался вперёд:
— Прошу вас, доктор Фастольф, — пробормотал он, — да разве можно…
— Не стоит беспокоиться, комиссар, — сказал Фастольф. Его тонкие губы скривились в подобие улыбки. — Я уверен, что ответ Дэниела не оскорбит ни ваших чувств, ни чувств мистера Бейли. Мы слушаем вас, Дэниел!
— Вчера вечером, — начал Р.Дэниел, — жена Элайджа, Джесси, ушла из дома в дружеском расположении ко мне. Совершенно ясно, что у неё не было никаких оснований не считать меня человеком. Однако вернулась она, уже зная, что я робот. Вывод напрашивается сам собой: она получила эти сведения за пределами квартиры. Из этого следовало, что наш с Элайджем разговор был подслушан. Другого объяснения тому, что секрет моего истинного происхождения стал широко известен, не было. Элайдж сказал мне, что у их квартир хорошая звукоизоляция. Мы говорили негромко. Значит, обычное подслушивание отпадает. В то же время известно, что Элайдж — полицейский. Если в Городе существует подпольная группа, достаточно хорошо организованная, чтобы подготовить убийство доктора Сартона, то вполне возможно, что они знают и о том, что расследование убийства поручено Элайджу. Тогда опять-таки возможно и даже вероятно, что его квартира подвергается лучевому прослушиванию.
