Майкл Суэнвик - Однажды на краю времени (сборник)
Элин нашла приставную лестницу, ведущую на ферму, и полезла вверх. Стояла биологическая ночь, агротехники давно ушли.
Цепляясь руками, Элин взбиралась все выше, пока не испугалась, что пропустит ступеньку и упадет. Потом она перескочила на уступ и примостилась между лотками с клубникой и бататом. Отсюда Элин взглянула на остров. От высоты кружилась голова, хотя она одолела лишь треть пути.
«Какого черта я тут делаю?» – пробормотала Элин себе под нос. Она поболтала ногами в воздухе и сама себе ответила: «Потому что я пьяная в жопу». И захихикала. В чем-то она все-таки отличается от Корал. Элин может нализаться до чертиков и уйти из кабачка, не дожидаясь, когда хмель ударит ей в голову. Наверное, это связано с обменом веществ.
Внизу Тори и Корал тихо сидели на своем дурацком острове. Они не обнимались, не занимались любовью, не держались за руки, даже не смотрели друг на друга. Просто сидели. Как боги.
Элин зло покосилась на них. И прошептала невнятно:
– Блевать тянет, как на вас посмотришь.
Она прищурилась и сжала до боли, до слез кулаки. «Тори, какого хрена!»
Часто моргая, Элин отвернулась от острова и уставилась на черную блестящую поверхность озера. Там отражались яркие звезды. Вода подернулась еле заметной рябью, отраженные звезды стали мерцать и подмигивать, как на земном небе. Звезды в озере покачивались, сбивались в кучки, слипались, пока не превратились в лицо Тори. Его улыбка согревала и звала. Элин жадно смотрела на его губы, и он тихо проговорил: «Ну же! Иди ко мне».
Чьи-то пальцы сжали руку Элин. Она подняла глаза и увидела суровое лицо часового.
– Вы пьяны, мисс, – сказал он. – И к тому же подвергаете опасности не принадлежащее вам имущество.
Повернувшись туда, куда он указывал, Элин воззрилась на раздавленный ею побег батата и закатилась смехом. Охранник ловко, со знанием дела закатал ей рукав и замкнул на кисти пластмассовый браслет.
– Пора идти, – произнес он.
К тому времени как часовой поднялся с Элин до четвертой террасы, она почти протрезвела. Ее кровь ровной тонкой струйкой проходила через браслет и возвращалась к ней в жилы очищенной от алкоголя.
«Кощунственное расточительство, сколько вина пропало», – думала Элин.
Еще двадцать шагов – и браслет свалился с ее руки. Охранник поймал его на лету и ушел. Элин вновь овладело отчаяние.
«Тори, любовь моя!»
Спать ей не хотелось, и она поплелась дальше, снова в погребок Ганса за следующей порцией вина.
Вокруг камня, который заменял стол, в свете кольца блуждающих язычков пламени расположилась небольшая компания. Отец Лэндис была здесь тоже и явно собиралась напиться.
– Завтра я подаю рапорт, – объявила она. – Синод отказывается от участия в эксперименте и прекращает финансирование.
Ганс вздохнул, сделал большой глоток домашнего вина и поморщился.
– Это что же, конец проекту «Создатель звезд», а?
– Дай-то бог! – ответила Лэндис и суеверно скрестила пальцы.
Элин стояла неподалеку и молча слушала.
– Даже слышать не могу о Боге после всего случившегося, – проворчала психотехник.
– Не следует путать Господа с тем, что вы недавно видели, – сказала ей Лэндис.
– Она повернула время вспять или что-то в этом роде, – заметил Ганс. – Я сам видел. Здесь был взрыв, разве это ни о чем не говорит?
Лэндис ухмыльнулась и взъерошила ему волосы.
– Иногда я волнуюсь за тебя, Ганс. У тебя крайне ущербное представление о Боге.
Люди, сидящие за столом, засмеялись. Ганс покраснел и сказал:
– Да нет, правда.
– Хорошо, я постараюсь… – Лэндис наклонилась вперед и постучала кружкой о камень. – Слушай, налей-ка еще… Постараюсь объяснить просто. Мы засадили ученых за описание вселенной, которое дала Корал. Они изучили его вдоль и поперек, и что ты думаешь? В этой вселенной нет места для таких понятий, как вера; надежда, милосердие. Мы получили смесь субстратов, суперпрограмм и самометакорректирующейся физики. Но не только интеллект делает Бога высшим существом – каждый из нас встречал кошмарно умных мерзавцев! И не только могущество, а то я могла бы купить из-под полы атомную бомбу и основать свою религию. Нет, Бог по определению – носитель высших моральных качеств. Конечно, я только стремлюсь быть по возможности честной и беспристрастной, но для Корал нравственных соображений не существует вообще. Ясно?
Только Элин заметила тревогу и безысходность, застывшие у Лэндис в глубине глаз, и поняла, что та говорит механически. В душе Лэндис происходила борьба, ее вера была поколеблена.
– Да, пожалуй. – Ганс почесал затылок. – Но мне все же интересно, что произошло между ней и Тори в самом конце.
– Сейчас расскажу, – откликнулась психотехник. Все повернулись к ней, и она довольно улыбнулась, ей нравилось быть в центре внимания.
– Какого черта, завтра нам всем, пожалуй, поставят цензирующий блок, так что, может, у меня последняя возможность рассказать. Мы проверили все магнитные ленты и обнаружили, что трудности возникли из-за теоретической ошибки в проекте. Шостоковичу не надо было оставлять при эксперименте свое «я». Переход к богоподобному состоянию чрезвычайно опасен для личности. Тори не желал этого перехода. Его ум сопротивлялся, отвергал божественность, превращал ее в кошмар. Потому что принять божественность значило для него потерять индивидуальность.
Она сделала драматическую паузу.
– Мы не понимаем, как и почему это случилось. Но совершенно четко зафиксировано, что случилось. Явилась Корал и отняла у него индивидуальность.
– Чушь собачья! – Лэндис воинственно вскочила, но с трудом удержалась на ногах. – И после всего, что было, вы говорите: у них нет индивидуальности! Смотрите, какое светопреставление устроила эта Корал, чтобы заполучить назад Тори. Разве так ведет себя лишенное чувств и индивидуальности существо?
– Наши приборы не уловили никаких следов индивидуальности.
– Ваши приборы! Все это наука, не более того. – Лицо Лэндис пылало от пьяного гнева. – Вы идиоты! Хоть кто-нибудь из вас задумывался, что мы тут натворили? Это сверхсущество еще слишком мало, новорожденный младенец! Но когда-нибудь оно вырастет. И что будет с нами, когда оно решит покинуть остров? Я… – Она запнулась, голос сорвался.
Все молча от нее отстранились.
– Извините меня, – пробормотала Лэндис. – Слишком много вина.
Она села.
– Ладно. – Ганс откашлялся и криво улыбнулся. – Кому-нибудь налить?
Люди опять оживились, неестественно бойкие, слишком шумливые, нарочито веселые. Стоявшей сбоку, за пределами круга света, Элин привиделся страшный сон наяву.
На нее смотрел техник из конторы. У него были глаза Тори. Когда он отвернулся, на другом лице блеснула улыбка Тори. Люди беспокойно двигались, болтали и смеялись, как танцоры, изображающие вечеринку в какой-нибудь оперетте, и глаза Тори танцевали вместе с ними. Эти глаза перелетали с лица на лицо, появлялись то здесь, то там – каждый раз, когда кто-нибудь смотрел в сторону Элин. Тихий голос сказал:
– Нам суждено друг друга любить.
«Уходи, уходи, уходи», – в исступлении подумала Элин, и галлюцинация прекратилась.
Элин успокоилась и пробралась туда, где сидела Лэндис.
– Утром я улетаю, – сказала Элин.
Новая личность прижилась, краску с лица снимут перед самым отлетом, но это простая формальность. Ей разрешили уехать.
Лэндис подняла взгляд, и на миг все муки и сомнения проступили у нее на лице. Потом маска вернулась, и Лэндис ответила Элин с улыбкой:
– Держись подальше от экспериментальной религии, хорошо, девочка?
Они на мгновение обнялись.
– И помни, что я говорила тебе об ушибленной ноге.
Элин молча кивнула. Теперь она поняла, что вернулась назад в погребок именно к этой иезуитке – за советом и утешением. Она хотела сказать: «Послушайте! На миг я решила, что смогу вернуть Тори, – так же как он вернул Корал. Но когда я попыталась прорваться в компьютер, оказалось, что они усилили меры безопасности. Только сейчас до меня дошло, что Тори ушел навсегда, и я боюсь наделать глупостей и хочу, чтобы вы меня отговорили». Но Лэндис была и так удручена и могла не вынести лишних волнений. Нельзя взваливать на чужую ношу свою.
И Элин пошла домой, в хижину Тори.
Осталось преодолеть последнее искушение. Элин сидела посреди комнаты, держа на коленях терминал Тори: буквенно-цифровые обозначения успокаивали ее мягким зеленым светом. Мысли ее были о Тори. О его фразе: «Нам суждено друг друга любить», о его худощавом теле, которое лежит рядом с ней в голубовато-бледном свете Земли. Элин думала, как будет без него жить.
Терминал, единственный из оставленных Тори предметов, хранил отпечаток его духа. Это была его игрушка, его дневник и его ящик для инструментов. В памяти терминала еще сохранилась серия программ «Троянский конь», над которой он работал, когда вдруг… перестал быть собой.
