Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Угроза с Земли (сборник)
— Добровольцев попрошу остаться, — сказал коммодор. — Остальные могут быть свободны.
Превосходно, подумал Эпплби. Только не бросайся к дверям сломя голову, малыш. Держись с достоинством и постарайся затесаться между парнями повыше ростом.
Парни повыше ростом остались сидеть на месте. Низкорослые последовали их примеру.
Джо Эпплби почувствовал себя обманутым, но сыграть отступление в одиночку пороху не хватило.
— Благодарю вас, джентльмены, — спокойно сказал коммодор. — Не могли бы вы подождать в кают-кампании?
Эпплби, недовольно ворча, тут же растворился среди серебристых факелов. Конечно, он хотел бы смотаться к Плутону, но не в тот момент, когда в кармане лежат отпускные документы!..
Как и все факел-пилоты, он поплевывал на огромные расстояния. Это старики-ракетчики смотрят на такие полеты испуганными глазами. Для факельного же корабля, с его постоянным ускорением, сходить к Плутону — как два пальца о… Впрочем, стариков можно понять. По тем орбитам, какими пользовались ракетчики, Юпитер и обратно — это пять лет жизни. До Сатурна вдвое дольше. Уран — еще вдвое, Нептун… Что же касается Плутона, то на эту планету ни один ракетный корабль вообще никогда не покушался — для такого полета нужны мафусаилы, которым не жалко выбросить из жизни девяносто лет. А потому плацдарм на Плутоне завоевали лишь факельные корабли. С их помощью и создали станцию «Прозерпина». Криологическая лаборатория, пункт наблюдения за космической радиацией, обсерватория, занимающаяся измерением параллаксов, физическая лаборатория — и все это в пятислойном куполе, защищающем людей и оборудование от невыразимого космического холода…
А примерно в четырех миллиардах миль от станции «Прозерпина» Джо Эпплби шагал за одним из товарищей по профессии в кают-кампанию.
— Эй, Джерри! — окликнул он. — Не скажешь ли мне, куда это я собрался добровольцем?
Джерри Прайс оглянулся:
— Э, да тут припозднившийся Джо Эпплби!.. О’кей, но с тебя выпивка.
Сказано — сделано. Когда они расположились за столиком в кают-кампании, Джерри объяснил, что с «Прозерпины» пришла радиограмма. На станции эпидемия болезни Ларкина.
Эпплби присвистнул. Болезнь Ларкина вызывалась мутировавшим вирусом, по-видимому, марсианского происхождения. В крови заболевшего резко падало количество эритроцитов. Затем — очень быстрая смерть. При лечении помогал только метод массированного переливания крови в течение всего периода болезни.
— А посему, мой мальчик, — заключил Джерри, — кому-то придется на всех парах нестись к Плутону с запасом консервированной крови.
Эпплби нахмурился:
— Мой отец в свое время дал мне два совета — всегда держать рот на замке и никогда не лезть в добровольцы!
Джерри ухмыльнулся:
— В добровольцы мы вроде бы и не лезли…
— А на сколько рассчитан полет? Дней на восемнадцать? Дело в том, что у меня кое-какие обязательства на Земле.
— Восемнадцать дней полет длится при одном g. А в данном случае, я думаю, перегрузки будут покрепче. У них там кончаются запасы крови. Да и доноров не осталось.
— Покрепче — это сколько? Полтора g?
Прайс пожал плечами:
— Полагаю, два.
— Два g?!
— А что такого? Люди выдерживали и побольше…
— Ага, конечно! При кратковременном импульсе… А тут речь идет о днях. Два g, да будет тебе известно, великолепно сажают сердце. Особенно, если еще придется вставать…
— Тебе-то чего скулить? Вряд ли тебя выберут, раз у них есть такая героическая натура, как я. Так что когда будешь в отпуске, вспоминай обо мне. Я буду ангелом милосердия, с мрачной решимостью на лице попирающим бездонные пустыни Космоса… Возьми-ка мне еще выпить.
А ведь он прав, подумал Эпплби. И поскольку нужны всего два пилота, то у меня есть хороший шанс попасть на следующий шаттл.
Он достал из кармана черную записную книжку и с энтузиазмом принялся изучать номера телефонов.
— Сэр, вы — лейтенант Эпплби?
Джо обернулся. За спиной стоял посыльный коммодора.
— Да, я — лейтенант Эпплби.
— Сэр, коммодор просит вас немедленно явиться к нему.
— Иду! — Джо поймал взгляд Джерри. — Так кто из нас более героическая натура?
— Ты, разумеется! — Джерри улыбнулся, — Не взять ли мне на себя заботу о твоих обязательствах на Земле?
— Перебьешься!
— Перебьюсь, конечно… Что ж, парень, удачного тебе полета!
У коммодора Бэррио сидели врач и какой-то лейтенант, выглядящий старше Джо.
— Присаживайтесь, Эпплби, — сказал Бэррио. — Вы знакомы с лейтенантом Клюгером? Это ваш капитан. А вы пойдете вторым пилотом.
— Слушаюсь, сэр!
— Эпплби, мистер Клюгер — самый опытный факел-пилот из тех, что у нас есть. А вас выбрали потому, что, по медицинским данным, у вас исключительная выносливость к перегрузкам. Это будет тяжелый полет, Эпплби.
— Каков уровень перегрузок, сэр?
Бэррио заколебался. И наконец сказал:
— Три с половиной g.
Три с половиной g!.. Джо мысленно присвистнул. Это не перегрузки — это испытание на разрыв…
— Прошу прощения, сэр, — запротестовал врач, — но максимум, что я могу разрешить, это три g.
Бэррио нахмурился:
— По закону, право окончательного решения принадлежит командиру корабля. И от этого решения зависят три сотни жизней!
— Доктор, — сказал Клюгер, — давайте-ка еще раз посмотрим график.
Врач протянул ему через стол лист бумаги. Клюгер развернул его таким образом, чтобы Джо мог видеть изображенную на нем кривую.
— Вот как это выглядит, Эпплби, — сказал Клюгер.
Кривая на графике сначала медленно опускалась, а затем резко падала вниз. Врач коснулся указательным пальцем точки перелома.
— Вот это, — сказал он бесстрастно, — момент, когда доноры так же начинают страдать от нехватки крови, как и прочие больные. И если запасы не восполнить, положение быстро становится откровенно безнадежным.
— Откуда взялась эта кривая? — поинтересовался Джо.
— Так выглядит графическое отображение эмпирического уравнения болезни Ларкина, рассчитанного для двухсот восьмидесяти девяти больных.
Эпплби обратил внимание на вертикальные линии, пересекающие график. Каждая линия была помечена цифрами, выражающими ускорение и время. Возле крайней правой линии было написано: «1 g — 18 дней». Это означало, что, совершив рейс со стандартным ускорением, они прибывали на станцию «Прозерпина» к тому времени, когда эпидемия успевала выкосить весь персонал и спасать становилось некого. Два g сокращали продолжительность рейса до двенадцати дней семнадцати часов, и в этом случае жертвами болезни становилась половина колонии. Тройные перегрузки улучшали ситуацию, но количество погибших все еще было велико.
