Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин
Эргэнэ... Примирившая меня с народом серых теней. Однажды я понял, что, если она принадлежит к хнумам, хнумы не обязательно должны быть врагами.
Мы петляем в лабиринте каменных коридоров, и в этих узких проходах, в этих холодных угрюмых лазах Эргэнэ спокойно и благостно. Мне приходится нагибаться, как-никак любой из нас - я, Лайк, Грей-Дварр - выше любого хнума на голову.
Эргэнэ неслышно скользит впереди, я еле успеваю за ней. Я хочу чего-то странного... Мне хорошо от того, что я иду сейчас за ней, и хочется... Мне хочется, чтобы мы стояли рядом с оружием в руках, и чтобы судьба одного из нас висела на острие меча другого. Но глаза наши разной масти, мы служим разным богам - разве возможно нам сражаться вместе?..
Мы входим в полукруглую пещеру, где в центре освещенный тремя яркими факелами стоит хнум-хранитель. Вдоль стен темнеют каменные ниши. Я знаю, что некоторые из них уходят вглубь на десятки свордов. В нишах ждут своего торна слезы гор. Здесь дварры от начала времен беседовали с Единым.
Слезы гор - это удивительные образования. Их рождают скалы, и похожи они больше всего на ледяное дерево, растущее сверху вниз. Для хнумов подобные рассуждения недопустимы. Слезы гор - это слезы гор, произведения Отца. Под ними дварры говорят с Ним. Такое рассуждение, впрочем, тоже недопустимо: не дварры говорят с Отцом, а Отец говорит с дваррами. И когда Он считает нужным, слеза срывается со своего места и убивает дварра. Прежде так бывало. Но последний раз слеза гор решила судьбу дварра одиннадцать лет назад.
Хнум-хранитель указывает направо. Там две слезы в одной нише. Эргэнэ простирает руку, предлагая мне войти. Она видит, что я не могу решиться и кивает головой, поощряя. Мол, ты не наш, ты из морских людей, воин чужой западной страны, но ничего, Отец Гор примет тебя...
А я думаю, что вот сейчас-то слезка и оторвется. Может, она одиннадцать лет ждала именно этого момента?
Нет, не то. Я не о том думаю.
Я думаю, что Луна не видна отсюда. Хнумам Луна ни к чему, им незачем видеть ее. Что Луна, что Солнце... Нужен ли мне тогда их Единый? Каменный бог... Но тут я вспоминаю о пещере Грей-Дварра... и о чувстве вседозволенности...
Я вхожу в нишу и, поджав ноги, сажусь под слезой гор.
Я жду...
Но свобода - та, первобытная, - не приходит. Я ищу ощущение остроты жизни от сознания близкой смерти, ведь эта штука запросто может убить меня, - но ничего похожего нет. Ничего нет. Здесь не так, как было в пещере. Я сижу... Я уже просто дожидаюсь Эргэнэ. Интересно, что она чувствует под своей слезой, нашептывает ли ей указания неведомый повелитель? Я просто сижу... Я задумываюсь о чем-то, мои мысли убегают из-под контроля...
И вдруг я понимаю, что не больше торна назад Единый незаметно украдкой, исподтишка, - вложил в меня знание хнумов.
Все виды оружия, известные людям, появились на свет одновременно: в эпоху молодых гор, когда первый дварр услышал Отца. И тогда же разделил Отец народ дварров на способных хранить знание и неспособных. Первым он дал цельные самостоятельные души, а вторым повелел делить свой образ с третьими детьми, крылатыми детьми высоты - грифонами.
Первые стали мужчинами, вторые - женщинами. Дабы как-то различать первых и вторых.
Взрослели горы, дварры познавали Единого, осваивая многообразие видов. И чем больше умел дварр, тем глубже постигал он суть вещей, порожденную волей Отца.
А потом разошлись по земле, распространились, расхватались чужими народами мечи, копья, щиты, луки, дротики, кинжалы, палицы, глюки произведения фантазии Единого. И дварры, не желая быть среди прочих, навсегда выпустили из своих рук любое оружие. Как родоначальник, как хозяин дварр должен уметь отобрать у врага его меч, или его глюк, или его копье. А точнее, свой меч, свой глюк, свое копье. Отобрать отданное когда-то. Ведь, познавая Единого, дварр познает все мечи, все глюки, все копья. Но дварр ни в коем случае, ни под какими соблазнами не должен заранее вооружать себя, потому что тогда он сужает свой путь, он теряет образ Единого во всей Его цельности и обрекает себя на вечную службу примитивному мертвому инструменту.
Какие топоры, какие стрелы?!
Отобрать - устранить угрозу - и бросить отобранное, чтобы дальше идти налегке.
Без оружия хорошо обороняться. Без оружия трудно нападать.
Для этого в народе дварров присутствовали вторые.
Нет, вторые могли слушать Единого, и слушали, и слышали, но по природе своей они были не способны познать Его полностью. А значит, истинное знание было скрыто от них.
Управляли народом первые. И прозревали волю первые. И на стенах стояли надежным оплотом всегда первые. Воины-тени. Однако...
Однако вторые, растящие грифонов, готовящие из неразумных чудищ бойцов во имя Отца, вторые покоряли для дварров пространства и вселяли ужас в сердца изнеженных жителей южных городов. Они летели убивать, и хранители-дварры сами не всегда понимали, откуда такая ярость в женщинах-гриффинах. Конечно, первые указывали, куда лететь. Но сами первые, если бы им все-таки пришлось нападать, воевали бы иначе...
Не все женщины становились гриффинами. Чтобы стать гриффиной, женщине-гриме нужно было найти в горах яйцо грифона, и гримы штурмовали самые крутые скалы в поисках своей судьбы. Женщина, вырастившая боевого грифона, получала статус, ее неполная душа обретала недостающую треть, новый образ Отца наделялся именем, а безымянные гримы, вернувшиеся ни с чем, могли лишь сидеть в бою позади гриффины да прислуживать ей и дваррам в повседневной вечной жизни.
Дваррам скоро придется вспомнить разницу между мужчинами и женщинами, сказал Колдун. Значит, скоро будет война. Черные рыцари... Дьявол блаберонский, но откуда они взялись?! Черная сила проиграла свой последний бой давным-давно, чуть ли не триста лет назад...
Я встал и вышел из-под слезы.
Последние мысли были уже только моими. Единый больше не говорил со мной.
Ночь
Шаги на лестнице разбудили тишину. Спустя три торна я услышал приглушенный голос Лайка:
- Гилденхом!
Я не спал. Я размышлял о слезах гор.
Лайк Александр вошел и присел на краешек одной из расстеленных шкур.
Однажды он уже приходил вот так, среди ночи. Тогда он посидел рядом, постоял у окна над темной равниной, а потом сказал: "Они очень нужны нам, Гилденхом. От этого зависит все, судьба мира и судьба Луны."
Что он скажет сегодня?
Лайк Александр сидит в сворде от меня. Я слушаю его молчание. В его молчании смешаны удивление и растерянность. Редкая смесь для обладателя Светлого Клинка Диайона.
Он встает и, отпечатывая шаги по каменным плитам, подходит к окну. Доля Апвэйна. Мерзлая равнина под студеными звездами. Луна сейчас не видна, но она, конечно же, стремится к полнолунию.
