Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян
– И в Серебряном Бору, – подсказал Кузьмич.
– Да, повсюду водились фламинги.
– Фламинги! – закричала другая старушка. – А теперь вон мосты разводные понаделали, как в Ленинграде! Если этот «винаносек» немедля не утопить, он вам всех фламингов распугает.
Сергей понимающе кивнул. Под «винаносеком» старушка подразумевала недостроенный авианосец, выкупленный у военных моряков алюминиевой братвой.
Новые владельцы чудо-корабля оплатили углубление фарватера Москвы-реки и реконструкцию мостов – теперь все они стали разводными.
На проход «Мишана Поперечного» через разводные мосты – именно это гордое имя носил теперь авианосец – собиралось большое количество горожан и гостей столицы. Иностранные туристы были в восторге и изводили на «Мишана Поперечного» всю фотопленку.
Соперничать с этим зрелищем мог только еженедельный старт шаттла «Вася Житомирский», на котором летала в Ханты-Мансийск нефтяная братва.
Год назад американская НАСА поставила этот шаттл в обмен на летающую тарелку, которой единолично владел господин Житомирский.
– Ну ладно, давайте к делу, – напомнил Сергей. – Что-нибудь уже принял, Кузьмич?
Оказалось, что Кузьмич принял только те вещи, в качестве которых не сомневался. Спорные артефакты, те, что не подходили по описанию ни под одну из известных форм жизни, он отложил для экспертной оценки Сергея.
– Так, это обычная мочалка – мочалки мы не принимаем, – начал разбираться Тютюнин. – А это… Судя по запаху гуталина – обувная щетка.
– А моего зайчика! Примите моего зайчика! – кричала худая старушка с сумасшедшими глазами.
– Это не зайчик, мадам, это вывернутая наизнанку калоша.
– Какая же это калоша, если еще вчера я с ним разговаривала, с моим зайчиком…
Тютюнин вернул калошу и дал сумасшедшей пять рублей.
– Большое спасибо! – обрадовалась та. – Ну, пойдем, мой зайчик, я куплю тебе капустки.
– Следующий! – крикнул Сергей.
Следующим оказался вчерашний бомж-диггер. На этот раз он притащил огромный, завернутый в черную пленку тюк.
– Опять лысые коровы, парень? – спросил Сергей.
– Нет, на этот раз лохматость на высоте.
С этими словами диггер распахнул свой тюк и забросил на прилавок один край шкуры, поскольку она была поистине огромной.
Тютюнин ощупал необычайно длинный ворс, проверил мездру и сказал про себя: «Ни хрена себе!» Этот мех не был похож ни на что виденное прежде.
– Откуда у тебя это? – спросил Сергей, надеясь исподволь выяснить хоть что-то.
– А чего, не нравится?
– Да нет; хороший мех. Только я никак не могу его идентифицировать. Фото зверя имеется?
– Да, – неожиданно ответил диггер и, порывшись в своей засаленной куртке, вытащил растрескавшийся от старости снимок.
Сергей взял фото, потом показал его Кузьмичу.
– Мама родная, так это же мамонт! – воскликнул тот. – Это же мамонт, ты где его взял?
– Какой такой мамонт? – развел руками диггер.
– Ну, у Пушкина помнишь: «…Мамонт в сумерках крадется вдоль дороги столбовой…»?
– Мне никогда не нравился Пушкин.
– Постойте, – прервал разговор Тютюнин. – Надо же что-то придумать. Я же не могу писать в накладной – мамонт. Их же нет давно.
– Напиши – медведь, – подсказал Кузьмич.
– Да великоват он даже для медведя.
– Тогда пещерный медведь. Тот будет в самую пору.
– Точно?
– Точно.
Сергей пожал плечами, и они с Кузьмичом перетащили за прилавок всю шкуру.
– Держи – две тысячи рублей! – торжественно объявил Серега.
Диггер так обрадовался, будто выиграл джек-пот.
Остававшиеся в приемке старушки тоже поразились такой огромной сумме и стали смотреть на бомжа с некоторым уважением.
– Внимание! Всем оставаться на своих местах! Это ограбление! – воскликнул какой-то человек, заскочив в помещение приемки.
Стоявшая к нему ближе других старушка с разворота ударила его кулаком в живот, грабитель согнулся, судорожно ловя ртом воздух.
– Не бейте его больше! – успел предупредить Тютюнин. – Это мой друг Окуркин. Просто у него шутки дурацкие.
Вскоре все клиенты получили свои деньги и разошлись. Остался лишь Леха, который постепенно приходил в себя.
– Что за день такой, – произнес он сдавленно. – Вот и в магазине то же самое было… Никто уже не понимает шуток… Никто…
– Познакомься, это мой помощник – Кузьмич. Он скоро женится.
Окуркин, все еще держась за живот, подошел ближе и протянул Кузьмичу руку.
– Поздравляю…
– Спасибо.
– Я ведь чего зашел-то, Серег. – Ну?
– Я начал консультации.
– Чего начал?
– Консультации по травам.
– А-а, – протянул Тютюнин. – И как?
– Кое-что уже вырисовывается.
– Ребята, если вас интересуют травы, спросите лучше у меня, – неожиданно предложил Кузьмич.
Сергей и Леха с удивлением уставились на младшего приемщика.
– Так ты не только по дихлофосу петришь, Кузьмич? – уточнил Тютюнин. – Ты и в травах тоже?
– Ха! Что значит смыслю? – Кузьмич подбоченился. – Я эту грамоту в Тибете пять лет постигал. Я тебе разве не рассказывал?
– Не-э-эт, – покачал головой Тютюнин.
– Как-нибудь расскажу. А в чем ваша проблема?
– Мы хотим… – Сергей посмотрел на Леху, тот кивнул, давая добро на разглашение тайны. – Мы хотим спиртовую настойку малость подправить.
– Спиртовую настойку? И много?
– Настойки много, только пить ее нельзя.
– Да нет такой настойки, чтобы ее нельзя было пить! – уверенно возразил Кузьмич. – Или есть? – уточнил он, увидев ухмылки Тютюнина и Окуркина.
– Есть такая настойка, Кузьмич, есть, – со вздохом произнес Окуркин.
– И что, плющит сильно?
– Да не то чтобы плющит… Крышу напрочь срывает…
– И не только срывает, – добавил Серега, – а просто будто и не здесь ты вовсе.
– А где? – загорелся Кузьмич, понимавший толк и в крысином яде, и в дихлофосе.
– Этого головой не осилить. Ты пока женись, Кузьмич, мы тебя позже подключим… распорядился Серега. – Ой, мои яйца!
Он бросился к молочному нагревателю и, проверив температуру, облегченно вздохнул:
– Главное, что не перегрелись.
– Я посмотрю? – спросил Леха.
Серега кивнул. Окуркин с особой осторожностью, будто ему показывали первенца, приподнял крышку молочного нагревателя и улыбнулся.
– Фламинги… Ишь ты. Как родятся, дашь на развод?
– Об чем разговор, – развел руками Тютюнин. – Если бы не ты, у меня бы и ямы для пруда не было.
– Это точно.
В служебную дверь приемки поскреблись. Серега уже знал, что это Фригидин.