Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара
— Допустим, — они вышли из подъезда, и Вадим огляделся. — С некоторой натяжкой объяснение можно назвать связным. Я ещё могу воспринять естественность и природность такой вот эволюции сознания… Но тяготы, дороги, КПП, растущие из человеческих животов… Тут ты меня извини…
Дома пятого уровня отличались от привычных не только тем, что были похожи на декорации. От них веяло мертвой пустотой.
Внезапно Пиликин застонал и, как подкошенный, рухнул на колени.
— Иван!.. Что с тобой?
Вадим склонился над ним, заглянул в бледнеющее лицо.
— Не знаю… — Пиликин держался за сердце. — Кажись, медиум концы отдает…
Вдруг маска страдания на его лице сменилась выражением озабоченности. Пиликин отвел от груди руку, неуверенно протянул что-то Расину.
— Что это? — спросил Вадим.
— Кажется, ключ…
— От чего?
Вадим взял в руку стальной ключ с синей ручкой.
— Не знаю… я очень хотел тебе помочь, и вот… Он сам появился у меня в руке… Думаю, что это как-то…
Неожиданно мощный вихрь унес Ивана обратно в подъезд, и ещё несколько мгновений было слышно, как вихрь ударяет его о стены лестничных пролетов, вознося ввысь.
Глава 12
Было раннее утро поздней осени.
В нескольких километрах от мегаполиса лес серпом обступал широкий луг. Отсюда громада бетонных многоэтажек казалась бесформенной шапкой на горизонте: все слилось воедино.
Такова особенность местной атмосферы. Свет распространялся в ней неоднородно, и предметы теряли контуры непредсказуемо.
Всходившее солнце золотило шероховатую поверхность земли, редкие кусты лапчатки бросали длинные тени. В некоторых местах луг заболотил медленный ручей: то там, то здесь встречались его петли с топкими берегами, вдоль которых росла осока.
Здесь, за городом, с северной стороны, всегда стояло одно и то же время года. Небо было безоблачным, но давящим. Трава, пожухлая во время никогда не существовавшего лета, полегла от сырости, и кое-где теперь пробивались новые, озимые, пучки. Долгие и долгие столетия эта странная местность готовилась к зиме…
В направлении леса, неуклюже раскачиваясь, продвигался человек средних лет. Мятая широкополая шляпа, очки в толстой оправе и грязный серый плащ-манто придавали его внешности архаический вид.
На лице лежала печать глубокого раздумья, но движения были тверды и уверенны. Иногда он останавливался, внимательно осматривался по сторонам, вдыхая воздух.
Миновав густую поросль лапчатки, человек в сером плаще подтянул руками штанины и по торчащим из воды камешкам перебрался через ручей. Вышел на тропинку, прошагал под роняющими листву березами. Затем остановился, сделал глубокий вдох и решительно направился вглубь леса.
Впереди начинался сосняк. Кривоватые стволы росли не слишком густо, и кроны смыкались только кое-где.
Тропинку легко было различить, и человек в сером плаще шел вдоль нее по мягкому хвойному ковру.
Через несколько минут деревья расступились, открывая взору просторную опушку. На самом краю, между двух раскидистых сосен, верхушки которых спилили много лет назад, темнело покосившееся жилище. Это была маленькая бревенчатая изба. Она стояла на подгнивших сваях, одна из которых походила на вывихнутую ногу.
Человек в сером плаще приблизился, не спеша поднялся по ступеням (при этом раздался зловещий скрип) и трижды постучал в дверь. Где-то невдалеке закаркала ворона и сорвалась с вершины дерева, зашуршав крыльями.
— Кто там? — донеслось изнутри.
— Балмар, — сказал человек в сером плаще.
В глубине послышалось копошение, и через минуту дверь отворилась. На пороге стоял полный старик с лохматыми бровями и бакенбардами. В руке он держал лопатку для жарки.
— А-а… — сказал он. — Давай, проходи.
Однако с места старик не сдвинулся, и человеку, назвавшему себя Балмаром, пришлось втянуть толстый живот, подобрать плащ и пройти в дверь боком. Старик строго оглядел прилегающую местность и, войдя в жилище, захлопнул дверь.
Внутри пахло разогретым на сковороде сливочным маслом.
— Давно не наведывался, — неприветливо проговорил старик. — Что там у тебя опять стряслось?
Балмар сел на дубовый табурет, снял шляпу, положил на колени, принял степенную позу.
Половина головы была лысой. Недостаток волос отчасти компенсировали густые темные брови, будто сросшиеся с очками.
— Пропал Криброк, — сказал он и принялся чинно осматриваться.
Жилище состояло из одной-единственной комнаты. Дощатые стены покрывала краска песочного цвета. В углу стояла металлическая кровать. Рядом кресло-качалка. Возле маленького окошка стол, к нему приставлен табурет — такой же, как под Балмаром. Интерьер завершала высокая и узкая печь; неведомый печник выложил её грубо, но надежно.
— Да, это невесело. — Старик подошел к печи, взял сковороду прихваткой, перенес её на истертую столешницу. — Есть будешь? Омлет.
— Нет, спасибо, видхар. — Балмар скромничал; давно позабытый запах натуральной еды щекотал ноздри.
— Ну, как знаешь. Может, хоть чаю хлебнешь?
— Нет. Благодарю.
Балмар вновь взял шляпу, неловко повертел её и надел на колено.
— Видхар, он был нашим лучшим кашатером.
— Именно так, — сказал старик, садясь и принимаясь за еду.
Спустя мгновение все пространство жилища наполнилось аппетитным чавканьем. Балмар хотел заговорить, но осекся: видхар принимает пищу.
— Дальше, — буркнул старик сквозь жевание.
Балмар кашлянул в кулак и сказал:
— Видишь ли… После гибели Махалуса Криброк остался единственным способным кашатером. Такие, как он, рождаются раз в столетие. Он мой лучший ученик. Остальные люди службы — простые клерки и делопроизводители… Их рубеж таков же, как мой: шесть поверхностных уровней… Все. Но, насколько тебе известно, сейчас в мире совершается нечто глобальное… Желаний у меня сейчас много, но по договоренности просить я могу только об одном. Я не прошу тебя объяснить, что происходит, мы это сами скоро узнаем. Прошу только об этом: помоги вернуть Криброка в Пустыню.
Старик хмыкнул.
— Так ты сам попробуй его заменить.
Балмар покачал головой.
— Это исключено.
— Что так? — Старик поднял лохматую бровь.
— Опасность действия — не моя, так сказать, епархия, — ответил гость. — Я теоретик.
Он многозначительно вздохнул.
Видхар обратил лицо, с прищуром посмотрел на Балмара.
— Заумно говоришь, — сказал он. — Однако, ты славный математик. К тому же обладаешь прозорливостью. У тебя светлая голова да двое сильных товарищей под боком…
