Марианна Алферова - Золотая гора
Глава 18. ГОСПОДИН БЕТРЕЙ УДИВЛЕН
Мишка-Копатель шел впереди и освещал дорогу вечным фонарем. В тусклом свете немеркнущих сумерек без труда различались силуэты людей и черная лента Траншеи, но Мишаня смотрел лишь на то, что выхватывала полоса белого света. Бетрей шагал рядом, сосредоточенно глядя себе под ноги. Остальные копатели боязливо жались сзади. Мишаня остановился и махнул рукой:
- Вон там, видите, вон они лежат, оба.
Бетрей прищурился, разглядывая скрюченные тела жмыхов.
- Идем! - Бетрей шагнул ближе, а Мишаня, наоборот, попятился. - Ты что, боишься?
- Они вставали, клянусь вечной жизнью Папаши, - губы Мишани побелели. - Вся Траншея шевелилась, как живая. И один стервец заехал мне в глаз. - Копатель тронул пальцем распухщее веко. - Час настал... скоро они встанут... все до единого...
"А ведь завтра годовщина, - противной мутью всплыло в мозгу Бетрея. А что, если и в самом деле..."
На секунду представилось, как толпа полусгнивших существ с белыми горящими глазами шествует по огородам... Куда? Что с ними делать, с этими воскресшими?.. А вдруг... Бетрей почувствовал, как капли холодного пота стекают по спине.
- Ты сам видел, как эта парочка бегала? - Бетрей старался говорить твердым начальственным голосом, но получалось плохо.
- Я - нет, но вот они...
- Кто видел вставших жмыхов? - Бетрей повернулся к Мишаниной свите.
Все молчали, переминаясь с ноги на ногу, и старались держаться поближе к вечному фонарю Мишани.
- Ну я видел, - сказал наконец широкоплечий парень в красной майке. Я видел, как они бегали. Это как раз, когда я гнался за одним жмыхом. Этот репей ползучий решил дать деру с прикопки...
- Дать деру после благословения? - недоверчиво покачал головой Бетрей.
- Ну да, он еще назывался бизером, но огородом от него несло за сотню грядок...
"Так это Одд!" - Бетрей почувствовал, как опухоль в мозгу начала пульсировать от страха.
Каждая новость про этого проклятого Одда могла свести с ума. Оказывается, этот тип еще до того, как насосался донорского интеллекта, был известным художником, картины его шли нарасхват по немыслимым ценам. И зачем, спрашивается, ему понадобилось покупать мозги, если он и так уже был миллионером? Бетрей злился и кусал губы.
- ... мы почти догнали его, но тут встали жмыхи и поперли, - продолжал бормотать копатель в красной майке.
"Папаша предсказывал: это случится в мою годовщину..." - думал Бетрей.
Он взял из рук Мишани фонарь, скорым шагом подошел к лежащим жмыхам и осветил лицо ближайшего. Тот лежал, раскинув руки, изо рта его вытекала струйка желтой жидкости, одно веко конвульсивно дергалось.
- В печку, обоих, - приказал Бетрей.
- Да как же... - растерялся Мишаня. - Они же встали. И завтра...
- В печку, - повторил Бетрей, - или ты хочешь, чтобы они сожрали тебя живьем? - он повернулся к остальным. - Куда удрал этот бизер-жмых?
- Хрен его разберет, - сказал один, а второй добавил:
- Они с Ядвигой куда-то вместе смылись.
Значит, Одд в Саду. Чертова баба! Бетрей никогда ей не доверял. И зачем только Папаше понадобилось завещать ей Сад? И если б не яблоки, Бетрей бы давно свернул этой ведьме ее тощую шею.
- Слушай, Мишаня, - вновь обратился к Копателю менамен, - надеюсь хотя бы Иванушкина ты нашел?
Тот потрогал разбитое лицо.
- Почти нашел. Но тут жмыхи зашевелились в траншее...
- Слушай, яблочный мой! - прошипел в ярости Бетрей. - Если этот бизер доберется до своего донора, я тебя первого в траншее прикопаю!
И Мишаня поверил, что это отнюдь не пустая угроза.
Глава 19. УТРО В ДОМЕ ЯДВИГИ.
Генрих проснулся на просторной и пышной кровати. Над его головою клубились розовые облака на плафоне, упитанные амуры, нахально скалясь, волокли в пухлых ручонках гирлянды роз. Генрих перевернулся на бок. У открытого окна в глубоком кресле с чудно свитыми золочеными ручками сидела женщина в белом пушистом халате. Сидела она так по-домашнему уютно, будто уже не один год прожила подле Генриха. И если она сейчас встанет и скинет халат, то окажется нагая. Женщина встала, пушистый халат сугробом лег у ее ног. Гибкое смуглое тело на фоне окна высветилось золотом. Женщина потянулась сладко, до хруста в каждой косточке, и направилась к трюмо с потухшим от времени зеркалом. Женщина уперла руки в бока и повертелась из стороны в сторону. Генрих не мог оторвать глаз от ее по-юному стройного тела.
"И все же в ней есть что-то отталкивающее", - подумал Генрих и отвернулся, сделал вид, что разглядывает спинку кровати с резной собачьей головой. Высунутый язык, отполированный руками до белизны, блестел.
"Чьими руками?" - всплыл тут же вопрос, и Генрих удивился тому, что вопрос этот ему так неприятен.
- У тебя слишком сильная собственная энергетика, - сказала наконец Ядвига. - Зачем тебе понадобился чужой разум?
- А тебе?
Она вздрогнула.
- Ты знаешь?.. Откуда?.. Тебе кто-то сказал, ведь так? - она раздраженно передернула плечами. - Впрочем неважно.
- Я это чувствую. Так зачем?
Она колебалась. Хотела сказать, но боялась. Или тот, другой запрещал? Брови ее мучительно сдвинулись.
- Не обращай на него внимания, ты сильнее, - подтолкнул ее Одд.
- Я сильнее, - подтвердила Ядвига, и губы ее раздвинулись в улыбке, больше похожей на звериный оскал. - Я сильнее, - повторила она, - а ты заткнись. - Генрих понял, что эти слова относятся не к нему. - Сейчас, я знаю, как с ним справиться. - Она включила плеер, но не вставила наушник в ухо, а приложила к затылку. - Теперь он отключится. - Яростная улыбка сползла с ее губ, и женщина перевела дыхание. - Ну, так слушай! Все было сделано по завещанию Папаши. Мне досталась только четверть его разума, как и остальным. Но иногда я думаю, что стоило взять пример с Дины и продать свою четвертушку. Господин Бетрей купил бы. А я бы получила свободу. Но тогда мне пришлось бы расстаться с Садом. А вот это я не могу сделать. Кстати, ты знаешь, где находишься?
Генрих отрицательно покачал головой.
- Ты в Эдеме.
- В земном раю? - Генрих рассмеялся. - Вот уж никогда не подумал, что рай - столь мало привлекательное место.
Ядвига нахмурилась.
- Жаль, что тебе здесь не нравится. Это единственное место, где можно получить бессмертие. Подлинное бессмертие.
- Бессмертие? - он пожал плечами, будто речь шла о какой-то малости. Зачем мне бессмертие? Однажды я был готов отказаться от жизни. От своей кратенькой маленькой жизни, - Генрих улыбнулся через силу. - Признание взамен на признание. - Идет?
Она кивнула.
Он помолчал.
- Я всю жизнь хотел быть художником. Хотел и стал им. И был... Добился известности. Мои картины стоили дорого. Меня хвалили - умеренно, но постоянно. А потом... Потом я решил устроить юбилейную персональную выставку. Готовился. Отбирал картины, и вот наступил день открытия.
